СОВРЕМЕННЫЙ РУССКИЙ РАССКАЗ Борис Голев — замечательный рассказчик — охотник, продолжатель традиций этого литературного жанра, доведенного до совершенства в XIX веке. Постоянный автор «Приокских зорь».

ПРЕДЫСТОРИЯ

Наши отцы, да, пожалуй, и наши деды, посвящавшие свой досуг охоте, не знали охоты на кабана. Кабан издавна водился на просторах России, был обычен в западных и южных губерниях, в Закавказье, Средней Азии и на Дальнем Востоке. С конца XIX века в связи с применением огнестрельного оружия дикий кабан исчез из многих центральных районов, к 30-тым годам прошлого века в Подмосковье его практически не стало.

Мы довольствовались охотой на зайца, гордились, когда привозили домой лисичку, весной ездили на тягу альдшнепов, осенью стреляли уток и при этом считали себя добытчиками, настоящими охотниками. Немногие уезжали на Север, в Сибирь, охотились на глухариных и тетеревиных токах, участвовали в охотах даже на медведя. Мы и не помышляли об этих охотах.

В начале шестидесятых, во время лыжной прогулки в Яснополянской Засеке, заехал к знакомому егерю, Ивану Никитичу Исаеву, Исаю, как звали его охотники. Тот под страшным секретом рассказал, что у него появились кабаны. Он их подкармливает.

— Приезжай ко мне с ночевкой, я тебе покажу их.

Как-то быстро кабан прижился, численность его росла. Причиной этому послужило заметное увеличение численности кабана в западных областях, их естественное расселение на север и восток, где они быстро освоили районы с развитым сельским хозяйством. Расселению способствовали выпуск, охрана и подкормка кабанов в хорошо организованных охотхозяйствах и, конечно, наличие кормовой базы в наших лесах — дикий орех, желудь. Кабаны стали обычны, в начале семидесятых годов их стало так много, что жители небольших деревень поздней порой боялись ходить из деревни в деревню, грибники опасались встречи с кабаном, вепрь все-таки. Кабан обжился, от него и вред пошел. Разрывал картофельные поля, бурты с заложенным на зиму картофелем, перепахивал посадки молодого дуба в поисках желудей. Открыли на него охоту. Сразу было ясно, хоть кабан и дикий зверь, от человека зависит. В охотхозяйствах, где подкармливали его зерноотходами, картошкой, желудей подсыпали в кормушки, кабана было много. На кабана велась не только любительская охота, кабана отстреливали бригады охотников для сдачи мяса государству. Бригады формировались из таких же любителей, если выполняли план отстрела, полагалась, как бы премиальная, лицензия на лося или кабана.

 ПЕРВЫЕ ОХОТЫ

Придя на работу после окончания института, Борис как-то естественно влился в охотколлектив.

В конце сезона молодым предложили лицензию на кабана, из нереализованных. Лицензию взяли к знакомому леснику, Киселеву Сергею Петровичу, иногда охотились с его гончими. Приехали к Сергею Петровичу с вечера, у него и ночевали. Утром Петрович сказал:

— Переходите овраг, двигайтесь по санному следу к лесу, смотрите кабаньи переходы. Я вас на лыжах догоню, вот только кой-какие дела сделаю.

Утро выдалось морозное. Конец января, высокое небо чистейшей голубизны, до самого леса заснеженное поле переливалось алмазным блеском, лес за полем предвещал сегодняшнюю охоту. Оставленная за спиной деревенька как будто утопала в снегах и — струилась печными дымками. Сразу за оврагом начали попадаться заячьи следы. На следы поглядывали молча, сегодня не до зайцев. В лесу санный след пересекала просека, решили двигаться по просеке параллельно опушке леса. Движение остановилось. Наискось просеку пересекала рваная борозда. Снега к этому времени насыпало изрядно, поняли, прошли кабаны. Начали гадать — в какую сторону пошли кабаны? Охотничьего опыта у всех было немного, зато амбиций достаточно. Барчуков указывал в одну сторону, Великородный — в другую. Сыпучий снег не давал отпечатка копыт. Пока спорили, на лыжах подъехал Сергей Петрович.

— Петрович, не поймем, куда ушли кабаны? Вроде бы направо.

Сергей Петрович подавил улыбку, стал показывать:

— Смотрите, куда выволок, куда он ногу тащит из снега, смотрите, где он через бурьян шел, в какую сторону он кустики от снега стряхнул. А пошли кабаны налево, и я знаю, куда пошли. Теперь давайте за мной.

Петрович не пошел кабаньим следом, прошел дальше до пересечения с другой просекой и по ней повернул. Прошел этот квартал и опять повернул. Через некоторое время впереди просеку пересекал тот же след. Остановились. Петрович негромко объяснил:

— Теперь тихо. Скоро ельник будет, кабанам самое место в нем отлежаться на теплой подстилке. Обходить ельник не будем, прошли кабаны дальше или остались, дело покажет. Сделаем загон втемную, а то можем подшуметь. Рассказал, как идти, пересчитал нас взглядом, сказал, как расставиться.

— Я в загон один пойду, достаточно. Перед началом сигнал дам, крикну.

Шли молча, пока впереди не затемнел ельник. Ельник обходили стороной, что б не стронуть кабанов. За ельником редкое мелколесье спускалось в овраг, над оврагом перед ельником и расставились.

Впереди Володи Великородного просматривалась просека, вернее, посаженные рядами ели. Ели были немолодые, они переплелись темными лапами, но ряды просматривались. Володя не успел вжиться в окружающее, как послышалось: «Оо-оп! — Оо-оп!..— Вот! — Вот!..»

Почти сразу за криком в просвете елок встал кабан. После выстрела кабан завалился, в просвете промелькнули еще два. Вскоре по этому же ряду вышел Сергей Петрович, поманил к себе Володю. Рядом с ним, почти зарывшись в снег, лежал кабан.

— Поздравляю. Небольшой секач, двухлетка. Для начала — неплохо.                           

Подтянулись остальные. Охота окончилась, каждый был немного расстроен, почему не на него зверь вышел. Зато Володя был на вершине славы — как же, вот кабан, можно сказать — вепрь, и положил его он!

— Степаныч, старший в команде, скомандовал:

— Разряжайте ружья, ты, Петрович, поезжай за лошадью, мы пока кабана разделаем.

Кто раньше участвовал в облавных охотах, быстро справились с кабаном. Только Володя Великородный прохаживался неподалеку и негромко напевал из Высоцкого: «Идет охота на волков, идет охота. Конечно, сегодня был его день».

Вскоре послышался скрип саней, Сергей Петрович сразу развернулся на поляне.

— Ну, мужики, не поверите! Со мной такое случилось! Вы тут прошлый раз: «Разрядить всем ружья!» Вот и я разрядил. Представляете, отъехал от вас, стал в овраг спускаться, а из правого отвертка кабаны пошли, штук шесть. Я ружье стаскиваю, прикладаюсь, жму на курок, а выстрела нет! Тут до меня доходит, ружье-то разряжено! Пока патроны вложил, кабаны уж далеко. Выругался я на вас, оглядываюсь по сторонам.  А в другом отвершке, слева, кабан затаился в деревьях.  Прямо ко мне мордой, сейчас бросится! Стреляю, кабан на месте остался. Вторым стреляю, кабан стоит. Перезаряжаюсь, подошел ближе, стреляю. Стоит кабан! Патроны что-ли плохие? Достаю последний патрон, ближе подошел, выстрелил, а он стоит. Тут мне страшновато стало. Стою, смотрю, думаю. Остался еще один патрон с заячьей дробью. Потихоньку подхожу. Смотрю, а кабан-то мертвый. Застрял в развилке липок, давно, наверное, стоит. Думаю, что получилось — кормились кабаны на поле над оврагом, кто-то их напугал, бросились они вниз по склону, кабан прыгнул через липки, что росли из одного корня, и попал между стволов лопатками. Стал выбираться, снег глубокий, рыхлый, только ниже опускается. Его и заклинило. Морозы стояли за двадцать, он и замерз. Охотники недоверчиво слушали.

— Петрович, ты жене расскажи, как с дохлым кабаном в схватку вступил.

— Можете не верить, сейчас поедем, я вам покажу, как все было, нам через этот овраг выбираться.

Погрузили кабана, двинулись за санями. Все так и оказалось, как рассказывал Петрович. Лыжный след спускался в овраг, где сходились два отвершка. Пошли смотреть. Слева в деревьях темнело, подошли ближе. Действительно — кабан, небольшой кабан. Как живой стоит. Подошел Борис Степанович и за щетину поднял кабана из развилки.

— Что с ним делать, он вымерз, почти ничего не весит. Петрович, забирай его собакам.

У Петровича, засиделись до вечера, уезжали уже по темному. В машине было холодно, печка не работала, водителю, сидя за рулем, приходилось левой рукой через открытое окно протирать лобовое стекло. На заднем сидении сидел Володя Великородный и мурлыкал: «Идет охота на волков, идет охота...».

 ТАК ЛИ ОПАСЕН КАБАН

В пятницу после работы с лицензией на кабана едем на охоту. С дороги свернули в Плоское, к знакомому леснику. Борис с Юрой на лыжах отправились к егерю, Толику Хренову, в Березовку. Подъехали к дому уже в сумерках. Егеря дома не было, жена говорит:

— Ушел на лыжах еще утром, подождите, скоро должен быть. Проходите в дом, чайник недавно кипел, чай пить будем.

Через какое-то время в сенцах слышится шум, в дверях появляется Толик Хренов, шапка и куртка в снегу, лицо горит от ветра и мороза. Здоровается, мы у него не впервой.

— Что у вас,— лось? — кабан?

— Кабан. Опять под закрытие охоты лицензию дали.

— Мужики, а у меня — пусто! Целый сезон долбили и ваши тульские, и алексинцы. Я сегодня весь участок на лыжах проехал — ни одного перехода. Лоси ходят, а кабана нет.

Борис с Юрой поскучнели, смотрят выжидающе. Толик уже разделся, присел к столу. Ребят этих он знает давно, надо как-то выручать.

— Вы у Сергея Петровича ночуете? За дорогу от Поповки уже другой участок, не мой. За вашей деревней — старый ельник, за ельником поле, с одной стороны овраг тянется, с другой стороны — дорога на Алексин. На поле в валках солома осталась, утром посмотрите, кабаны могут залечь. Парочка там ходит. Пройдите низом по оврагу, разойдитесь по полю, проверьте валки с соломой. Постарайтесь на лежке взять. Если кто подъедет, скажете — подранка добирали. Не возьмете на лежке — постарайтесь толкнуть в сторону моего участка, через дорогу.

Утром получилось так, как говорил Толик. За ельником развернулись цепью и пошли параллельно дороге. Хорошо, Виктор пошел оврагом, он и стронул кабанов, лежали в соломе на краю оврага. Лежали уже на слуху, солома зашевелилась, потом развалилась, кабаны на махах пересекли поле и ушли через дорогу. Не стреляли, далеко, этих кабанов мы больше не видели. Целый день, просеку за просекой, поворот за поворотом, шли за этими кабанами. Ни в отъемном, ни в глухом лесу они не остановились. Под вечер пересекли свежую борозду кабаньего перехода. Загон решили делать втемную, светлого времени оставалось мало. Загон оказался удачным, стрелял Димка. Сошлись на выстрел, кровь.

— Шесть штук было, стрелял по последнему, но далековато.

Думали, что дальше делать. Надо бы время выждать, пусть облежится. Но времени не было, темнело. Покурили, пошли по следу. Крови было немного. Вместе с кровью на следу — брызги коричневой дряни. Видимо, пуля пробила кишечник. Вскоре раненый кабан от стада ушел в сторону. Вышли на край поля, цепочка следов тянулась в сторону отъемного леса. Преследовать дальше не было смысла, почти стемнело.

Над головами уже ярко сияли звезды, запрокинутый ковш Большой Медведицы указывал на Полярную звезду, Полярная звезда — на Север. Краем леса вышли на лесовозную дорогу, дорога шла в нужном направлении. Наезженная дорога припорошена снежком, идти легко, только целодневная погоня за следом давала о себе знать. Вспотели, холод все глубже проникал под одежду. Шли уже долго, лес по сторонам дороги то светился березовым белоствольником, то мрачно темнел спящими елями. Как водится, начались сомнения, туда ли идем, перспектива оказаться ночью посреди леса без всякой надежды на тепло и уют деревенского дома никого не радовала. Борис Степаныч уверенно шел впереди и эта уверенность передалась всем. Спустились в низину, поднялись на бугор и увидели впереди цепочку движущихся огоньков — дорога, к которой стремились. За дорогой темным пятном среди снежного поля угадывался ельник, за ельником, знали, Плоское. Даже лошадь в конюшню идет быстрее, поэтому оставшийся путь одолели быстро. В доме не спали, как оказалось, там были гости. Сергей Петрович, раскрасневшийся от выпитого, жестом пригласил всех к столу.

— Присоединяйтесь! У жены сегодня в Алексине районное совещание было, она своих учителек к себе ночевать привезла, поздно им на ночь глядя домой добираться. Как успехи, взяли своего?

— Да нет. Утренние, что за деревней в соломе лежали, не подпустили, потом целый день нас по лесу таскали. Идут и идут, нигде не остановились. Под вечер наткнулись на свежий переход, стреляли, зацепили одного, решили до утра оставить.

Петрович уточнил, как шли, как стреляли, как возвращались.

— Понял, вы его у Торчкова леса оставили. Хорошо, если ночью не сдохнет. Брюшину вы ему прострелили. Если сдохнет, его тогда собаки жрать не будут. Завтра я вам помогу. Подъедем прямо к лесу, на вашем запорожце подъедем, там дорога наезженная есть.

Вечер затянулся надолго. После дня лыжной погони за кабанами отдали должное угощениям хозяйского стола, согрелись выпивкой, и завязался общий разговор.

Да и учителки уже остыли от сегодняшнего совещания, согрелись, захмелели немного, почувствовали освобожденными от служебных, от домашних забот, ощутили себя молодыми и свободными. Петрович уже снимал с гардероба гармошку, и деревенская изба наполнилась музыкой, громкими голосами, добрым человеческим теплом.

Утром все были полны решимости добрать кабана.

Дорога к лесу, где бросили вчера подранка, оказалась не такой уж долгой. На машине подъехали почти к самому лесу. И след входной нашли быстро. Петрович сказал, где кому встать, взял с собой Великородного и углубился по следу. Началось ожидание. Ночное тепло потихоньку уходило, ожидание затягивалось. Два выстрела обнадежили, но тишина после выстрелов была такой же долгой, за выстрелами ничего не последовало. Борис помахал Виктору, сошлись.

— Слушай. Может, кабан их там размазал? Может, им помощь нужна? Соседу справа показали, идем по кабаньему следу. Вскоре увидели идущих навстречу Володю и Сергея Петровича.

— Больше не можем. Вышли на овраг, шесть лежек с кровью, а лежал он за грядой и тихо ушел. Два раза стреляли вдогонку, без толку. Пошли за ним, он прет и прет, и крови на следу почти не оставляет. Выходил на стрелков, только вы ведь тихо стоять не можете. Он обратно в лес уходил. Лес небольшой, но оврагов! Мы сдохли. Идите вы с Виктором.

Дошли до места, где Петрович с Володей оставили след, стали разбираться. След путался со старыми, приходилось постоянно наклоняться, оттаивать в ладони снежные катышки на следу, кровинки подтверждали — след тот самый. Борис шел впереди, Виктор чуть сзади. Кабан крутился в середине этого отъемного леса, в поле не выходил. Похоже, он уже знал расположение всех стрелков, где наши стояли на номерах, крутился в оврагах, в частике. Но мы-то подпирали его сзади. В очередной раз, когда Борис наклонился, чтобы оттаять катышки снега на следу, впереди раздался то ли рык, то ли вздох: «Ухх..., ухх...» Борис поднял голову — кабан был впереди, метрах в двадцати, и уже бросался на него. Первое впечатление — какой-то он плоский, некуда стрелять. Кабан шел прыжками, только холка колыхалась вверх-вниз. Выстрел...— кабан прет, вторым стрелял метров с трех — прямо в лоб. Кабан заковырял, но шел. Третий выстрел — стрелял Виктор — кабан ткнулся в землю. Последующее разбирательство показало: первая пуля прошла выше головы и только чирканула по спине, не задев позвоночника. Вторая прошла краем морды и только оглушила кабана. Третья — убойная, через шею прошла прямо в сердце. Вскоре подошли остальные.

— Дима, а где секач-то, ты вчера говорил — секача стрелял?

Подняли за морду из снега, лишь небольшие клыки приподнимали верхнюю губу. Это была хорошо нагулянная свинья. Сходили к запорожцу за бечевой, накинули петлю на морду и на раз-два потянули к машине. Ошкуренную свинью погрузили на багажник и в таком виде подъехали к магазину в Поповке.

Молча отодвинули очередь, взяли водки. В очереди молчали, поглядывая в окно на стоявший запорожец с тушей кабана на багажнике. Машина повернула в сторону Плоского. Не пропадать же печенке.

КАБАНА ВЛЕТ

С переходом на другую работу возможностей для охоты стало больше. В отраслевом институте был небольшой охотколлектив, держали охотничий домик в отдаленном уголке Тульских Засек. Замдиректора института, Николай Алексеевич, сам охотник, в выходные дни выделял для охотников или рыбаков автомашину повышенной проходимости. И сам на охоту часто ездил. Виктор Васильевич, председатель охотколлектива, с Борисом они раньше охотились, когда еще работали на старой работе, рассказал:

— Организовали бригаду по отстрелу копытных для сдачи мяса государству. Вроде — нам ни к чему, все люди обеспеченные, но свой резон есть. Отстрелял сколько положено, имеешь спортивную лицензию. И всю зиму охотимся. Участок Засеки за нами закрепили. Приобрели небольшой домик подальше от трассы, отремонтировали. Две печки, одна на кухне — русская, в комнате — отопительная печь с плитой. Поставили солдатские двухэтажные кровати. Худо-бедно, человек двенадцать могут разместиться. В соседнем доме — егерь живет. И за домом присмотрит, и еще двоих-троих у него можно разместить.

В тот год охоту на копытных открыли еще в ноябре, Бориса пригласили уже на первую охоту. Еще в Туле Борис ощутил организующее начало Николая Алексеевича. Все собрались вовремя, машина пришла вовремя.

Виктор Васильевич представил Бориса Николаю Алексеевичу:

— Недавно у нас работает. А охотится давно, правда, больше по перу, но и на копытных ездил, раньше на стенде стрелял. Лося два года назад при мне положил, а в прошлом году кабан его самого чуть не положил.

— Ладно, посмотрим. Грузимся, поехали.

В тот раз, не заезжая в охотничий домик, начали цедить засеку. Снега еще не было, начали от Кузьменок. Загон от поля был пустым, решили ехать через засеку, от Турчиной до Шурухновской казармы просека была расчищена. Казарм этих давно не было, но названия остались. Остановили машину на поляне недалеко от маленькой речушки Колодни. Виктор Васильевич предложил:

— Отдыхайте пока. Мы с Борисом кружок сделаем, посмотрим, что к чему.

Шли старолесьем, лиственный высокоствольный лес без подроста не обещал ни лосей, ни кабанов. Кабаньи порытия, правда, встречались. Вышли на зарастающую вырубку, через вырубку просматривалась старая лесовозная дорога.

Виктор Васильевич остановился, осмотрелся, с уверенность сказал:

— Пойдем через вырубку. Я думаю, скоро к машине выйдем. Заждались нас мужики.

Не успели углубиться в вырубку, застрекотала сорока. Борис поднял руку, повернулся к Виктору.

— Васильич, не зря стрекочет. Виктор Васильевич подтолкнул Бориса:

— Иди вперед.

Борис, перехватив ружье, тихо двинулся по лесовозной дороге.

Лес уже почти облетел, только вырубка светилась пятнами еще не облетевших кустов с вкраплением желтых полян некошеной травы. В этой траве и лежал кабан, с краю дороги на пригреве. Допустил близко, вскочил и бросился от охотников прямо по дороге. Стрелять было неудобно, опять поразило — такой он плоский. Несколько прыжков и он скроется в старолесье. Но еще раньше кабан отпрыгнул в сторону. Момент — и кусты его скроют. Борис накинул на прыжок, стрелял почти как по бекасу. После выстрела кабан рухнул. Тихо подходили, с ружьями наизготовку. Борис тронул стволами голову кабана. Голова была разбита. Пуля попала в сочленение костей черепа, кости точно разлетелись. Борис постепенно приходил в себя, подумал: «Все сделал правильно».

Виктор Васильевич восхищался:

— Ну, ты даешь, такой выстрел! Это называется — кабана влет!

Оказалось, машина была недалеко, притащили кабана, погрузили, было решено ехать в Высокое, на базу. Вроде-бы и не охотились сегодня, но результат был, а день ноябрьский короток. В машине Виктор Васильевич все рассказывал, какой это был выстрел — кабана влет. Борис понял, эти люди приняли его в свою команду, сегодня он все сделал правильно.

ТАКОЕ ТОЛЬКО РАЗ БЫВАЕТ

Поездки на охоту стали обычными. В пятницу созвонились, в субботу собрались на углу в ожидании машины. В этот раз Борис взял с собой сына, Сережу. В свои двенадцать лет он уже ездил с отцом на охоту, на тяге ему доверяли ружье. На эту охоту взяли в первый раз. Не заезжая на базу в Высокое, решили сразу начать охоту. Егеря взяли по дороге, первый загон делали от подкормки.

Сегодня мы богатые — лицензия на лося, лицензия на кабана, лицензия на косулю. Первый загон решили делать недалеко от Высокого, «от подкормки», как мы называли этот загон. Подкормочная площадка там действительно была, хотя в это время кабаны на подкормку еще не ходили. За скошенным полем темнел лесной массив, отделенный сырым оврагом, заросшим ивняком и осинником, за оврагом по косогору до старолесья тянулись заросли орешника вперемешку с подростом молодых березок и дубков. Идеальное место для всякого зверя. Стрелковую линию ставили по просеке в старолесье, гнали от оврага вверх. Сегодня Борис с сыном в загон не идет, на стрелковую. Сережа рядом с отцом, чуть сзади, без ружья. На этой охоте пока без ружья.

Почти сразу за голосами загонщиков — шорох по листве и косуля, оглядываясь и прислушиваясь, уходила левее метрах в двадцати от Бориса и Сережи. Это был козел, рога он уже сбросил, но был так изящен и красив. Борис пока еще только любовался зверем, он еще и в мыслях не поднимал ружье, как услышал шепот Сергея:

— Папа, не стреляй, пусть уйдет.

Борис понимал чувства, владевшие сыном, но таким же шепотом чуть слышно сказал:

— У нас — лицензия на косулю, пропустим, нас не возьмут больше на охоту. В ответ услышал:

— Не стреляй, она такая красивая. Борис также тихо:

— Ну, смотри, не проговорись вечером, когда в дом приедем.

Косуля была уже за стрелковой линией, мелькнула белым зеркальцем подхвостья. Сосед слева не видел ее. Это была удача, они не стреляли и выстрелом не испортили того, что произошло дальше. Дальше было еще интереснее. Из мелочей прямо на них катили кабаны, целое стадо. Больше десятка молодых, с ними две свиньи. Борис стрелял по свинье, свинья упала, тут же вскочила, пришлось стрелять еще раз. А кабаны устремились слева и справа от охотников, они были совсем близко. Борис скосил глаза на Сережу. Нет, ружья у него не было, но и страха не было. Глазенки сверкали. Не успели скрыться последние, услышали, и тут же увидели — справа мчался кабан, здоровенный секач. Видимо, он шел сзади стада и чуть в стороне, теперь, вслед за стадом, он шел прямо на соседний номер. Лес здесь был завален упавшими деревьями, кабан шел на прыжках, раз за разом гремели выстрелы. Это стрелял сосед справа, Левка Агеев. Работала его пятизарядка. И только на последнем, пятом выстреле, прямо на прыжке через поваленное дерево, кабан кувырнулся через голову и завалился. И все это Сережа видел. Видел, и, наверняка, все произошедшее останется у него в памяти на всю жизнь.

ОСЕЧКА

В тот раз загоны с краю засеки ничего не дали. Поехали просекой, через засеку, поехали, пока машина пройдет. На развилке остановились. Просеку пересекал свежий кабаний след. Решили сделать загон на оврагах, что примыкали к большой поляне с остатками невывезенного сена. Обойти кабана не имело смысла, кварталы в старой засеке нарезаны в километр, а то и в два, овраги делали засеку непроезжей. Посовещались у машины, решили делать загон, договорились, кто где встанет. Николая Алексеевича поставили внизу в овраге, там основной переход. Прокричали загонщики, выстрелов не было. Загонщики вышли на Николая Алексеевича в недоумении. Свежий след уходил прямо в овраг, где стоял Николай Алексеевич. По следу было видно — кабан прошел по противоположной стороне оврага, в пятнадцати метрах от него. В недоумении смотрели загонщики, в чем дело, почему не стрелял? Если бы не большой начальник перед ними, такое бы он сейчас услышал в свой адрес. Николай Алексеевич молча полез в карман, достал патрон, показал — осечка. Борис видел, патрон с пулей был наколот бойком.

— Может и была осечка, подумал про себя Борис, а может, не хотел Николай Алексеевич стрелять этого кабана. Интересно, сколько Николай Алексеевич возит этот осечный патрон с собой?

Вспомнил, как на одной из облавных охот на него вышла косуля, остановилась перед ним метрах в десяти перед просекой, слушала голоса приближающихся загонщиков. Борис был в белом маскировочном костюме, стоял на открытом. Лицензия на косулю и в этот раз была, но не было никакого желания стрелять в это грациозное изящное животное. Косуля не пошла через просеку, потопталась и направилась в сторону соседнего стрелка. Там стоял наш бессменный председатель, Виктор Васильевич Чернов, я его хорошо видел. Косуля и перед ним задержалась.— Думаю, не выдержит Виктор. Выстрела не было. Молодые сказали бы: «Стареют мужики». Теперь-то на моей памяти уже много охотников — на охоту ездят, путевку или лицензию выписывают, но зверя или птицу иногда отпускают без выстрела.

И такое вспомнил. На вальдшнепиной тяге стоял недалеко от Вени Сонина. Слышу, летит на него вальдшнеп, выстрел, слышу удаляющее циканье и хорканье . Еще летит на Веню. Выстрел, опять вальдшнеп летит. Промазал? Не верю. Старый стендовик, видел много раз как он чирка влет бьет. Потихоньку подхожу сзади, вижу, еще один вальдшнеп летит прямо на Веньку. Ну, думаю, сейчас — королевским! А Веня ружье в сторону — Бах! ...Бах. Я потихоньку ушел на свое место.

БЛЮДЦЕ

На коллективных охотах от всех участников и от каждого в отдельности требуется строгое соблюдение дисциплины. До двадцати, а то и больше людей с заряженным оружием сходятся на ограниченном пространстве, обеспечить их безопасность может только четкое выполнение правил техники безопасности. И другое. Охота проводится на крупного зверя, трофейного зверя, результаты охоты становятся достоянием всех. Поэтому не допускается индивидуальная стрельба по набежавшему зайцу, лисе, прочим зверям и птицам. Выстрел этот может испортить результаты охоты всего коллектива, сделать никчемной подготовительную работу членов команды и егерей. Наконец, просто испортить настроение участников охоты. Только волк — исключение из этого правила. Волка стреляют всегда.

Как говорил Остап Бендер — деньги принесут ему на блюдечке с голубой каемочкой. Было у нас свое блюдечко. Блюдцем называли мы загон, где удача ждала нас почти постоянно. Далеко от трассы, не всякая машина пройдет, а место для облавной охоты идеальное.

Поблизости от колхозных полей, в старолесье была обширная впадина, изрезанная оврагами и заросшая молодняком. Для зверя — настоящее эльдорадо. Подрост дуба, осины, вперемешку с березняком и орешником укрывали и кормили лося. Идеальная кормовая база для кабанов — старые дубы вокруг через год-два давали обилие желудей, заросли орешника в иной год — урожай орехов, да и на колхозных полях, что примыкали к лесу, кое-что оставалось после уборки урожая.

После утомительного проселка машина забиралась по откосу в старый дубовый лес и останавливалась на краю поляны. За поляной — обширная низина, заросшая мелколесьем, по форме действительно напоминавшая блюдце. Здесь разговоров не было, каждый знал свое. Загонщики уходили влево к опушке леса, граничившей с полями. Стрелки уходили направо, все дальше и дальше спускаясь в низину, как бы огибая блюдце. Водитель брал на себя роль наблюдателя, забирался на крышу кунга, предстоящее действие можно было наблюдать как на картине. Потом рассказывал:

— Загон еще не начался — поднялся лось. Стоял, поворачивал головой с настороженными ушами, прислушивался. Начался загон, он еще некоторое время оставался на месте, потом неторопливо пошел в сторону загонщиков. Никто из загонщиков этом лося потом не видел. И на стрелков он не выходил. Объяснялось просто — подшумел кто-то на стрелковой линии пока расставлялись на номера.

На прошлой охоте Борис не удержался — стрелял по лисе. Загонщики были уже недалеко от стрелковой линии, судя по всему, кабанов не было, а на него вышел редкий по красоте лисовин. Шел, прислушивался, оглядывался на загонщиков. Перед просекой остановился. Светилась и переливалась шерсть его шубки светились и переливались снега на склоне оврага, прозрачно светился лес, просвеченный заходящим солнцем. Пересилило чувство — мужчина должен приносить в дом добычу. Дождался, когда лисовин был закрыт деревом, когда показалась голова, выстрелил. После охоты получил свою порцию ярких определений от команды, вечером традиционно откупился. Через неделю опять был поставлен перед вопросом — стрелять? — не стрелять?

Стоял на самом дальнем номере, справа никого не было. Впереди из оврага на него шла лиса. Следом еще лиса. Стрелять? — Не стрелять? Опять мужики орать будут. И тут же понял — волки! Передом волчица шла, даже соски разглядел. И понял, волки идут из загона, справа-то от него никого нет. А в стволах — только пули на кабана. Стрелял, думал, может, разверну волков в загон. Самец после выстрела делает кульбит и сваливает назад, в овраг. Ни стрелки, ни загонщики его так и не видели. Волчица, если бы она шла как шла, ушла бы невредимой. Она же развернулась и оказалась много ближе. После выстрела какое-то время шла, скрылась в кустах, там шуршало, трещало, потом затихло. Вышел загонщик, Володя Никитин.

— Посмотри,— говорю,— я волка стрелял.

Володя прошел по следу, дошел до кустов.

— Кровища тут,— говорит.— Я дальше не пойду, сам иди.

Пошел. Волчица лежала дальше, на склоне оврага, в последний раз показав зубы в смертельном оскале. Это был страшный оскал. Подумал, если бы она вцепилась в руку, перекусила бы.

Вечером в Высокое, в охотничий домик, заехал председатель одоевского районного охотобщества Петр Михайлович. Заехал, проверить нас, наверное, хотел. Мы ему — про волчицу. Обрадовался. Как-никак, район с волками борется.

— Шкуру я у вас забираю, деньги на неделе перешлю.

Неделя прошла, команда в полном составе в субботу погрузилась в шестьдесят шестой, и два ящика загрузили. Петр Михайлович слово сдержал, деньги за волчицу переслал.

В тот день охоты не получилось. Погоды не было, следа не было. Было настроение — скорей в Высокое. К этому располагал и перезвон из ящиков. Приехали, натопили печку. А на стол и поставить нечего. Привыкли уже. Не было охоты, чтобы без лосиной или кабаньей печенки, из дома кроме хлеба и соленостей ничего не брали. Выпили по единой и замолчали. Не идет разговор.

Безвыходных положений в жизни не бывает. Виктор Барчуков, подмигнул Борису:

— Борис, а мы забыли, у нас в сарае кабанья нога с прошлой охоты висит, пошли! Вышли в сенцы, Борис Виктору:

— Ты что буровишь, какая нога?

— Молчи, сейчас поймешь.

В сарае на крюке висела ободранная неделю назад волчица.

Мясо обрезали, в холодильнике всегда было нутряное кабанье сало, скоро жаровня с шипящим мясом была на столе. Неудача на охоте, дневная усталость, водка, которая без закуски не шла в горло, все забылось. Вечер покатился по накатанной. И егерь наш, Борис Захарыч, уже с гармошкой. Немолодые мужики, кто в валенках, кто в одних носках, притопывая и прихлопывая около печки, плясали и распевали:

— А по ночам мне снится конь,

Ко мне подходит рыжий конь,

В лицо мне дышит рыжий конь,

Косит лиловым глазом.

Почему-то вечернее застолье после охоты заканчивалось у нас именно этой песней. А когда Виктор в перерыве огласил: — Ну, как вам волчатина? На это никто даже не среагировал.

БАНКА

Конец января, закрытие охоты. У нас лицензия на лося не реализована. По трассе доехали быстро, до Кузьменок добрались благополучно, но на овраге сели капитально. Копать, толкать, заводить трос, цепляться лебедкой и опять толкать, копать — зимний день короток. Кто постарше остались машину вытаскивать, те, кто помоложе, перебрались через овраг и углубились в засеку. Надежды мало, даже на охотничьих лыжах еле продвигались по просеке. Засека буквально завалена снегом и никаких следов. Зверь далеко не ходит, держится около кормовых мест. Не везет тем, кто не очень сильно хочет. А мы хотели завершить сезон как положено. Наконец был след, был выстрел, подъехал Виктор Васильевич, улыбается:

— Стас лося положил. Только как теперь его вытаскивать?

А вытаскивать непросто. Нет бы Стас подождал, когда лосяка из оврага выберется, а он в овраге стрелял. Хорошо, лось небольшой. Разделали прямо в овраге. На просеку вынесли, а дальше что? От машины уходили, ружья взяли, а рюкзаки? Валерку послали за рюкзаками — он у нас спортсмен, лыжник! Привез рюкзаки, начали раскладывать. Кому — передняя часть, кому задняя часть досталась. Остальное помельче порубили и пошли к машине. Днем было тяжело ходить, снег не держал. А как идти с такой ношей? Валера, правда, когда за рюкзаками ездил, ружья наши в машину отвез. Шли из последних сил. Засеку прошли, вышли на край поля, дальше за оврагом — свет машинных фар. Вытащили они машину. И догадались направить свет в нашу сторону. Этот маяк и давал нам силы. Поле прошли, как овраг переползали, не помним. В машину, в кунг, сил подняться уже не было. Нас подняли вместе с рюкзаками. Все равно до трассы приходилось машину толкать, егеря домой завезли, только условие поставили — чтоб банка была. Нет на Руси села, чтоб банка не нашлась. И банка нашлась. А когда выехали на трассу, банка пошла по кругу. Как будто не было нынче рюкзаков с лосиной ногой за спиной, когда из последних сил, проваливаясь на каждом шагу, уже не надеялись, что дойдут. В валенках, в телогрейках, в так и не снятых маскхалатах охотники плясали в машине, и даже вприсядку, в тряске и качке мчащейся в ночном снежном кружеве машины. Под какую музыку плясали? Под ту же самую:

— А по ночам мне снится сон,

Ко мне подходит рыжий конь,

В лицо мне дышит рыжий конь,

Косит лиловым глазом.

Борис Голев (г. Тула)