Виктор ЕРЕМИН. Год 1834-й. Пожар.
ЛИТЕРАТУРНАЯ ПУБЛИЦИСТИКА Виктор Еремин - член Союза журналистов России. Окончил Тульский Государственный педагогический институт Л. Н. Толстого, филологическое отделение. Из 58 лет сознательной жизни 40 отдано журналистике. Работал в районной, многотиражной, областной прессе. В данный момент возглавляет областную общественно-политическую газету «Тульская правда». Лауреат областных литературных конкурсов. В «Приокских зорях» публикуется впервые.
ГОД 1834-й. ПОЖАР
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. АВГУСТ, УТРО
...На Чернышевом* мосту Лунев, как всегда, замедлил шаг, достал из кармашка брегет (между прочим, великолепнейшей точности, купленный в позапрошлогодней поездке в Швейцарию), сверил время.
Министр внутренних дел граф Дмитрий Николаевич Блудов** не терпел неточности в любых проявлениях. Об опозданиях, само собой, и думать не следовало, но и прибытие ранее указанного часа также расценивалось им как небрежность. Эту черту характера своего начальника Александр Николаевич Лунев, состоящий при министре в должности чиновника для особых поручений, хорошо изучил и относился к ней с уважением. Необычным сегодня было то, что доставленное ему утром распоряжение предписывало явиться в зал Совета Министра, хотя, Лунев знал это доподлинно, никаких заседаний в нем в этот час не предполагалось.
Он еще раз уточнил время, полюбовался последним достижением человеческого гения и сотворенным им новинкой технического прогресса — катером, оснащенным паровой машиной, с уверенным пыхтеньем выползающим из-под моста, с небрежностью мнущим мелкие волны. Направился к огромному трехэтажному зданию министерства.
...Странность с указанным прибытием в зал Совета оказалась самой незначительной из последовавших в дальнейшем. Самая большая необычность, вплотную примыкающая к необъяснимости, заключалась в присутствии в нем шефа Третьего Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии*** Генерал-Адьютанта Александра Христофоровича Бенкендорфа****.
Министр и Член Государственного Совета граф Блудов в одиночестве восседал во главе стола, обычно окруженного чиновниками, имеющими право за ним находиться, а сегодня лишь пустыми стульями, привычно сложив руки пониже, так, чтобы не закрыть ни один из многочисленных орденов. Бенкендорф прохаживался вдоль стен, рассматривая в округлых рамах портреты Великих Князей и выдающихся государственных деятелей Империи. Первые в композиции по три по сторонам в полный рост портрета Его Величества, прочие в одиночестве и по отдельности. Сановники друг на друга не обращали внимания. Появлению Лунева оба обрадовались.
— Господин Министр... Ваше Превосходительство...
Блудов, как всегда в таких случаях, достал часы, щелкнул крышкой. С удовольствием посмотрел на Лунева. Точность!
— Александр Николаевич, здравствуйте... Присаживайтесь... Вот сюда, по левую руку от меня... Александр Христофорович, прошу вас...
Бенкендорф перестал изучать изображения членов императорской фамилии, подошел к столу. На Лунева посмотрел внимательно и, показалось, с одобрением. Повернулся к министру...
— Лучше вы, Дмитрий Николаевич...
— Александр Николаевич, у нас для вас деликатнейшее поручение... Впрочем, скажите-ка мне, знаете ли вы о пожаре в Туле*?
— Да, ваше сиятельство. Более того, по вашему распоряжению участвовал непосредственно в организации подписки по сбору пожертвований в пользу погорельцев. Помилуйте, Дмитрий Николаевич, вся Россия о том пожаре прослышана!
— Да-да, голубчик, конечно, знаете. Как бы лучше объяснить вам суть дела...
Вмешался Бенкендорф.
— Суть поручения в следующем, господин статский советник. Есть мнение... Вернее, нельзя сказать, что оно есть, а есть некоторая неуверенность... Вернее, уверенность, но неполная...
Лунев, ощущая растерянность от непонимания происходящего, на высоких начальников не смотрел. Сидел, неудобно положив левую руку на какую-то резную финтифлюшку, украшавшую подлокотник полукресла, немигающе сверлил взглядом лежащий перед ним лист чистой писчей бумаги, безуспешно старался понять, почему оба могущественных государственных деятеля кажутся растерянными не менее его самого...
— Александр Николаевич,— пришел на помощь генерал-адьютанту министр.— Вы знаете, что пожар нанес огромный урон не только городу, но и оружейному заводу, в нем находящемуся. Оснований видеть в этом чей-то злой умысел нет, но хотелось бы иметь полную, обращаю ваше внимание, полную уверенность, что виновна в сей трагедии только стихия.
Граф перешел на официальный тон.
— Вам, господин статский советник, следует завтра же отбыть в город Тулу для выяснения обстоятельств произошедшего, поскольку дознание, проведенное военным министерством, хотя и принято Его Величеством, полного удовлетворения ему не дало...
Министр замолчал и взглянул на Бенкендорфа, самого, пожалуй, доверенного слугу государя во всей Империи.
Тот некоторое время молча, изучающе смотрел на Лунева. Потом заговорил.
— Вам, статский советник, незачем знать все подробности. Многие из них составляют высшие секреты государства. Говорю это для того, чтобы вы поняли важность и деликатность порученного вам дела. Цель поездки вашей будет неявной. В Тулу вы прибудете с ревизией расходования жертвенных сумм, собранных для погорельцев. Истинная цель вашей миссии будет известна лишь присутствующим здесь. Результатом ее должны быть два исхода — при малейших ваших сомнениях в город будут направлены лучшие полицейские сыщики с особыми полномочиями... или вы привезете нам полную и твердую уверенность, что величайший оружейный арсенал государства не является предметом покушения врагов России.
Бенкендорф замолчал.
Граф Блудов поднялся из кресла. На чиновника своего смотрел не «по-министерски», а доверительно, чуть ли не отечески.
— Идите, Александр Николаевич, исполните поручение. Я ведь, голубчик, потому вас для него и выбрал, что хорошо знаю. С Богом...
ТУЛА, СЕНТЯБРЬ
Тульских чиновников статский советник удивил откровенным пренебрежением к прямым своим служебным обязанностям. В вопросы вспомоществования погорельцам денежными суммами вникал невнимательно; доклады об обеспечении их жильем, провиантом, одеждой выслушивал, не уточняя подробностей. Подозрительно пренебрег разъяснениями касательно своевременности умелых и решительных действий губернских властей во время бедствия. Даже личную благодарность Тульского губернатора его превосходительства генерал-майора Елпифидора Антиоховича Зурова* относительно миллиона рублей, собранных питейными заведениями Санкт-Петербурга на восстановление Тулы, выслушал, хоть и с должным почтением, но как-то отстраненно, без приличной горделивости.
Местные чиновники, глядя на странное поведение чиновника для особых поручений министра внутренних дел, лишь понимающе и многозначительно кивали друг другу головой — столичная штучка, карьерист! И хитер, ох, хитер! Бумажки-то собирает, а и по городу ходит, сверяет, значит, прочитанное с увиденным!
Лунев суету вокруг себя, конечно, замечал, причины ее понимал, но играть отведенную ему в ней роль не собирался. В первые дни пропадал в пунктах выдачи погорельцам питания, с пострадавшими был не заносчив, ласков; расспрашивал о пожаре, кто соседи, откуда огонь пришел. Иногда, пугая собеседника, записывал что-то в красивую книжечку.
На третий день отправился без сопровождения на выгоревшие улицы...
На рогоже, брошенной на черное обуголье, сидела грязная, одетая по-мещански старуха, смотрела на Лунева из-под набровье повязанного платка добрым ясным взглядом.
Он приостановился.
— А скажи-ка, любезная, эта улица как зовется... звалась?
Старуха улыбнулась и согласно покивала головой.
— Подождать надо, барин. Подождать... все и придут.
Лунев ответа не понял. Подумал, повторил вопрос. Старуха на этот раз ничего не ответила, молча смотрела на него по-прежнему ясно, лучисто.
За спиной послышалось шарканье, хриплое с присвистом дыхание. Лунев обернулся. Позади стоял старик, по виду — бродяга.
— Ты ее, барин, не спрашивай. Не в себе она. Лукерьей звать. Тута вот и дом ее был. Тута и жила она с мужем, Никифором, деток четверо. Погодки. Младшому два, старшому шесть годков. Сама-т она в тот день спозаранка пошла в Зарецкую слободку, на край, водицы чистой набрать. Мою с собою звала, да моя поленилась... А тут все и случись... Волосья-т у нее пообгорели, все лезла детишек своих спасать. А кого уж было спасать-то? Там уж, поди, и косточки их всех с отцовскими, да с угольями перемешались... Вот с тех пор и сидит здесь, ждет, когда муж с детьми домой придут...
Лунев присмотрелся к старухе внимательней и увидел вдруг в ее глазах то, что сразу не примечалось — отсутствие разума, понимания окружающего. А может, мешала заметить это лучистая чистота ее взгляда, обращенного на весь мир.
Старик почувствовал его недоверие.
— Да нет, барин... Не старая она... Точно не скажу, а и тридцати годков ей нету. За месяц состарилась. Да и на меня не смотри... Я-то в тот день тож пошел за реку к Николке Мартьянову, кожу у него торговать, да вот такой прибыток и получил... Все мои, и дом мой, и мастерская вон там, барин, и остались,— старик показал на пепелище с развалившейся, черной от гари печью с обломившейся трубой.
...Печей на пепелищах — впереди, позади, по сторонам — было множество. Стояли они, как черные надгробья, как недолговечные памятники домам с бывшей в них счастливой ли, горестной ли, жизнью.
Лунев достал серебрянный рубль, подал старухе. Та его взяла, положила рядом с собой на рогожу.
— Ты, барин, лучше мне его дай,— сказал старик.— Я за Лукерьей вроде как присматриваю, чтоб поела, да не обидел кто. У меня-т тож никого не осталось. Не сомневайся, на себя не потрачу. ...Да и не долго ей, по всему, ждать осталось, сама скоро к своим придет.
Лунев повернулся, пошел прочь.
— А улица эта, барин, звалась Крестовоздвиженскою*,— сказал ему в спину старик.
Вечером, за чаем, рассказал об увиденном владельцу дома, в котором проживал постоем, купцу 3-й гильдии Луке Ивановичу Маликову.
Тот поставил на стол чашку (в начале собирался было, по привычке, из блюдца прихлебывать, да дочь Глафира, тихой скромницей сидевшая в углу, на отца так зыркнула, что без слов стало понятно, в чем промашка), огладил бороду, согласно покивал головой.
— Знаю, о ком говорите, Александр Николаевич. Петр Федюнин это, сапожный мастер, и Лукерья Агафонова. Он поперву, как подкармливать-то ее начал, на двоих получить бесплатной еды не мог, не давали. Ко мне пришел с руганью. Разобрались — помогли. А так, господин статский советник ни-ни! Только в одни руки! Каждая копеечка благотворительных денег на счету!
Лука Иванович столичного постояльца опасался и побаивался. Вроде, и причин тому нет, не врал он про копеечки-то, а все равно, что-то как-то, а свербило! Как назначил его господин губернатор, его превосходительство исполнять обязанности главы тульской Думы, так жизнь, и без того хлопотная, еще беспокойней стала. Очень уж скандальное хозяйство оставил после себя Яков Иванович Бабаев**, его предшественник, отставленный за денежную нечистоплотность. Это пожар помешал, а так двадцать одну тысячу пятьсот девять рубликов* по сию пору искали бы!
— ...Так что, не сомневайтесь, господин статский советник, за каждую копеечку в любой момент могу отчет дать.
Лунев только головой покачал. Хозяин дома был ему симпатичен не растраченной, несмотря на шестьдесят четыре года, деловой хваткой, рапорядительностью, усердием, с которым исполнял общественные обязанности. Не было сомнений, что горожанам в час бедствий с Маликовым повезло — сумел организовать бесплатное питание почти двух тысяч человек, денежную помощь погорельцам, размещение их на временное проживание в уцелевших домах**. По возвращении в Санкт-Петербург Лунев собирался отметить в рапорте министру заслуги старшего гласного Думы Маликова***, исполняющего обязанности ее главы. Но Лука Иванович, с трудом заставляющий себя называть Лунева просто по имени и отчеству, о симпатии и намерениях статского советника ничего не знал и продолжал относиться к нему так, как, по его мнению, следует относиться к высоким столичным визитерам — с настороженностью и ожиданием неприятностей.
— Александр Николаевич, сегодня подсчитали полный городской ущерб от двух**** пожаров. Я и опись с собой прихватил. Посмотреть желаете?
— С бумагами завтра в присутствии ознакомлюсь. А сейчас, Лука Иванович, назовите мне основное, в чем город пострадал?
— Имущественный урон, причиненный пожарами, таков... Уничтожены огнем тысяча двести тридцать четыре дома, одиннадцать церквей, восемьдесят шесть лавок, три завода, четыре фабрики, двадцать питейных домов, старые торговые ряды, гимназия, гостиный двор, казенный оружейный завод. ...А в деньгах, Александр Николаевич,— Маликов запнулся от величины цифры, которую нужно произнести, — под четырнадцать миллионов рублей!
Сумма произвела впечатление и на Лунева. В Маликове же, видно было, купец 3‑й гильдии пересилил главу городской Думы, и он намеревался подробно разъяснить значительному, но благородного сословия, а потому настоящую цену деньгам не знающему, гостю, что означают четырнадцать миллионов рублей для Тулы!
...Но помешал неожиданный визитер. По вечернему времени баба, приходящая днем для уборки и кулинарничания, давно ушла домой, так что входную дверь открыла Глафира и вернулась через несколько минут с господином средних лет, гладко выбритым, с умным взглядом, одетым во флотский мундир со знаками капитан-лейтенанта.
— Не сердитесь, Лука Иванович, за беспокойство,— обратился он к хозяину. Затем повернулся к Луневу.
— Позвольте представиться, инспектор Тульского Александровского кадетского корпуса Иван Федорович Афремов*****...
К Маликову Иван Федорович пришел за теми самыми сведениями об общем городском ущербе, объяснив необходимость получения их в сей час невозможностью сделать это в дневное время.
— Вы же, Лука Иванович, в присутствии долго не бываете. А в другом месте вас встретишь, у вас с собой нужных бумаг не окажется. Так что, не сердитесь и не обессудьте... Сами знаете, не из праздности любопытничаю...
Маликов махнул рукой, протянул гостю документ. ...Устал Лука Иванович за день, наполненный людскими горем и страданием; побыл за столом еще немного, а затем извинился, велел Глаше смотреть, чтобы гости довольны были, да и пошел к себе, отдыхать. Лунев с Афремовым к этому времени о хозяине, по правде говоря, несколько подзабыли, увлеклись беседой.
Иван Федорович оказался личностью прелюбопытной. Очень скоро признался Луневу, что причиной сегодняшнего его визита не одни лишь сведения из первых рук, а и персона самого статского советника. «Вы, Александр Николаевич, человек образованный, просвещенный, обретаетесь в самых чертогах власти. Не мог, никак не мог я не попытаться внимание такого человека к трудам своим привлечь». Тут же пояснил насторожившемуся было Луневу, что речь идет не о чинах, наградах и деньгах, а о содействии в издании близкой к завершению исторической рукописи о Туле и Тульской губернии. «Невосполнимой потерей будет для поколений, проживающих в будущем на тульской земле, утрата знаний о родном крае. Потомки обязаны знать, как и чем жили их предки, о делах их и свершениях, достойных гордости и признания».
О Туле Афремов рассказывал с восхищением и любовью. ...Неизвестно, как долго продолжалась бы их беседа, но о времени невольно напомнила Глаша, придремавшая под ученый разговор — уронила голову на грудь, спросонок встрепенулась, привлекла внимание. Условились завтра пройти по пути распространения пожара, распрощались...
Большую часть дня занял визит к военному губернатору Тулы, командиру оружейного завода генерал-лейтенанту Штадену*. Проживал он временно в своем имении, поскольку дом его при заводе пожар также не пощадил. Встреча эта оставила в сердце Лунева тяжелый, угнетающий душу осадок. Евстафий Евстафиевич казался тяжело больным и не желающим выздоравливать человеком.
На осторожные вопросы Лунева, прямо касающиеся уничтожения завода, отвечал невпопад или просто отмалчивался. Но видно было, что происходит это не от скрытности, не от стремления утаить что-либо, а лишь по причине сильнейшего душевного расстройства, как бывает у людей, переживших огромную личную трагедию и боящихся вспомнить любую ее подробность.
— Вы, статский советник, человек для завода посторонний, вам случившееся понять трудно,— сказал он перед прощанием.— Не карьера, не чины меня заботят, они лишь часть жизни моей. А вся жизнь была — оружейный завод! А сейчас, Александр Николаевич, его нет! Да и ладно бы — жизнь! Мне, русскому генералу, жизнь для блага Отечества отдать — почет и Божья милость! Так ведь, не для блага получилось-то, а для урона! Завод восстановить можно, честь — нельзя!
...Не было вины на генерал-лейтенанте Штадене, и чины Военного министерства, проводившие дознание, это признали. Так уж случилось, что незадолго перед бедою приобрел он имение верстах в двадцати пяти от Тулы и в день пожара пригласил туда все заводское начальство отпраздновать покупку. И когда полыхнуло в городе, а затем и на заводе, оставались в нем только незначительные служащие, к большой ответственности непривычные, к решительным действиям неспособные. Не в чем было винить себя Евстафию Евстафиевичу... А винил! Знал бы, так имение это свое проклятущее в день покупки своими руками бы спалил, лишь бы завод цел остался! Не уберег завод, не уберег... Этой мыслью и болел генерал. ...И не было лекарства от этой болезни.
Штаден по-старчески тяжело поднялся со стула, давая понять столичному гостю, что беседа завершена.
— Честь имею, господин статский советник. Завод вам, то, что от него осталось, если любопытствуете, покажет директор искусственной части подполковник Радожницкий*...
Фамилия Луневу была знакома. Вчера, рассказывая о тушении пожара на оружейном заводе, упоминал ее с уважением Афремов. Подполковник был единственным из заводских начальников, присутствующим в этот день в цехах.
Сейчас, правда, выслушивая его короткие, неохотные ответы на вопросы, глядя на вялую походку и, вроде бы, даже утратившую бравую выправку фигуру, трудно было представить, что именно он, как рассказывал Афремов, «при ужасном пожаре этом, оставив собственное семейство свое на произвол судьбы, сам как ветеран, закаленный в боях, не щадил себя в яростном пламени и имел счастье спасти сказанные** здания оружейного завода, чему был я личным свидетелем и, вывезя за город семейство мое, поспешил вывезти из квартиры жену его, оставшуюся без всякой помощи».*** Ясно было, что огонь уничтожил не только цеха и мастерские, но и смысл жизни людей, посвятивших себя оружейному делу.
Подошел Афремов, уважительно поздоровался с Радожницким, вежливо раскланялся со статским советником.
— Давайте отсюда и начнем, Александр Николаевич. Илья Тимофеевич, не желаете присоединиться?
Радожницкий отказался. Для него пожар здесь начался, здесь и закончился. Ничего больше о нем он слышать не хотел.
Они стояли на берегу Упы; за спиной их, на другой стороне реки, лежала нетронутая пожаром часть города — Чулковская и Зарецкая слободы, заселенные оружейниками. Перед ними простиралось пепелище.
— Эта улица называлась Пятницкая****,— сказал Афремов,— с нее огонь на завод и перекинулся. В третьем часу пылали уже все заводские постройки. Пойдемте, Александр Николаевич, по пути продвижения пламени.
— Это было очень страшно. Дул сильный юго-западный ветер, иногда меняя направление,— говорил Афремов.— Дома загорались не поочередно, а сразу по несколько. Люди кричали, их голоса заглушал рев пламени. Много народу погибло. У них не было возможности спастись, вокруг их домов уже не было пространства, не охваченного огнем.
Они шли по пепелищу.
— Это была улица Томилинская*****,— говорил Афремов,— сейчас мы выйдем на улицу Крестовоздвиженскую*. Там, дальше — Калужская**, правее — Нижнедворянская***, Съезженская **** и Георгиевская*****...
Они шли по пепелищу. Названия — были, улиц — не было.
— Откуда начался пожар, установить уже невозможно,— говорил Афремов.— Пламя создавало собственные воздушные потоки, его распространяющие, и определить первое место загорания нельзя. Да и не к чему... О другом следует думать... О тех, кто остался без крова и малейшего имущества. Одной Думе с этим не справиться. Этот пожар беда всего города и справиться с ней может только он, весь город...
САНКТ-ПЕРЕРБУРГ. СЕНТЯБРЬ, УТРО
— ...Таким образом, ваше сиятельство, можно с полной и твердой уверенностью сказать, что попытки искусственным способом уничтожить Тульский оружейный завод не было. Виновна в сей трагедии лишь стихия. Не в человеческих возможностях угадать или предвидеть длительность и постоянство направления ветра, распространяющего пожар.
Министр Блудов и генерал-адъютант Бенкендорф слушали доклад внимательно, не перебивая. Остались довольны или нет, понять было невозможно. Лунев закончил говорить, молча стоял перед сановниками.
Тишину нарушил министр.
— Доклад ваш принимаю, Александр Николаевич,— Блудов взглянул на Бенкендорфа. Тот согласно наклонил голову.— Идите, статский советник...
На Чернышевом мосту Лунев по привычке достал было брегет, не раскрывая, подержал на ладони, убрал обратно. Обернулся, посмотрел на здание министерства, другие дома на набережной; представил на их месте пепелища. Поежился. ...И прогнал эти мысли прочь.
...Тула справилась с последствиями огненной беды. Отзвучали молебны в храмах, завершились поминовения, и город, спрятав боль и страдание, начал восставать из пепла. Заново отстраивались дома, заводы, фабрики, оживала торговля. Но уроки из случившегося были извлечены...
Десять лет спустя, в 1844-м году «В г. Туле 5 сего мая в 3 часа пополудни во время сильной бури и жара, ...в самой середине города, в заду гостиннаго двора, загорелся внезапно сарай, на дворе мещанки Воротниковой, так сильно, что не успели вывести из онаго 3-х лошадей и спасти два экипажа. Огонь мгновенно распространился на соседственные постройки и угрожал опасностию всему городу. Жители, напуганные бывшими здесь прежде несчастными случаями, были приведены в страх и многие из них выбирались из своих домов. Прибывшие на место пожара, при самом начале появления огня, пожарныя команды, как городская, так и заводская неустрашимыми своими действиями старались остановить дальнейшее распространение огня, на другие домы... Пожар был чрезвычайно силен и здания горели в пяти местах, вдруг между тремя улицами... огонь же начал уменьшаться к 5 часам.
Г. Военный губернатор считает долгом объявить совершенную свою благодарность Гг. Полицмейстерам: Городскому... и Заводскому..., всем частным Приставам и Квартальным Надзирателям, за столь отличные действия; Командиру здешнаго Гарнизоннаго Баталиона... Гг. Офицерам онаго, равно Начальнику Жандармсой команды..., за содержание порядка при пожаре; жителям участвовавшим в прекращении огня, а так же и пожарным командам за неустрашимые их действия в утушении пожара. «Тульские губернские ведомости. № 19 от 12 мая 1844 года».
17 июля 1835 года была высочайше назначена комиссия о построении нового каменного Тульского оружейного завода под председательством артиллерии генерал-лейтенанта Николая Степановича Вельяминова. Но гордость и знания тульских мастеров заявили о себе задолго до монаршего решения. Заводской механик Павел Дмитриевич Захаво сумел исправить паровую машину (спасенную подполковником Радожницким), к которой были «приспособлены 50 станков для внутренней и наружной отделки оружейных стволов», «устроены им же гидравлические машины для точения и полировки штыков и шомполов». «После восьмимесячного бездействия вовсе погибшего завода, в 1-й день марта 1835 года, Захаво пустил в ход бердовскую паровую машину», и уже год спустя тульские оружейники поставили государству более 35 тысяч ружей.
...Страшная трагедия не сломала наш город, не замкнула его на себе, не ввела в упадок и прозябание. Огонь уничтожил полгорода, но не смог уничтожить мастерство и твердость туляков. ...Как не мог сделать этого никто, ничто и никогда.
* Мост через Фонтанку, построенный по проекту инженера Перрони, находился рядом с Министерством внутренних дел. В 1948 году переименован в «Ломоносовский».
** Граф Дмитрий Николаевич Блудов, тайный советник. Министр внутренних дел с 1832-го по 1839 год.
*** После попытки государственного переворота в декабре 1825 года Особая Канцелярия Министра Внутренних Дел Высочайшим Указом от 3 июля 1926 года была преобразована в Третье Отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии. Первоначальный ее штат состоял из 16 служащих.
**** Указом от 25 июня 1826 года была учреждена новая должность Шефа Жандармов, на которую был назначен А. Х. Бенкендорф, совместивший ее через короткое время с должностью Управляющего Третьим Отделением.
* Страшный пожар, произошедший 29 июня 1834 года. По свидетельствам современников, уничтожил «лучшую половину города» и Оружейный завод.
* Тульский губернатор с 23 ноября 1833 по 26 января 1839 года. Кавалер орденов Св. Станислава 1-й ст., Св. Анны 1-й ст., Св. Владимира 2-й ст., сенатор.
* Сегодня — улица Революции.
** Глава городской Думы в 1833 году. Тульская казенная палата выявила при нем значительный перерасход установленного лимита денежных средств. Отстранен от должности приказом губернатора.
* Книга расходов велась так небрежно, что понять, куда делись эти деньги, так и не удалось.
** При Думе был оперативно создан специальный комитет, занимающийся помощью пострадавшим.
*** Лука Иванович Маликов был удостоен «монаршего благоволения», а 22 июля 1835 года его имя было внесено в Книгу почетных граждан Тулы.
**** Второй, не менее разрушительный, пожар случмлся в Туле 5 сентября.
***** Иван Федорович Афремов, родился 15 августа 1794 года в селе Сальницы Белевского уезда, из служилых дворян. Выпускник Морского кадетского корпуса, командовал бригом. Выйдя в отставку, служил с 1828-го по 1834-й год инспектором Тульского кадетского корпуса, произведен в майоры. Автор множества исторических трудов; впервые составил «Историческое обозрение Тульской губернии», и поныне являющееся базовым для историков и краеведов.
* Евстафий Евстафиевич Штаден, потомственный дворянин. Начал службу в 1793 году прапорщиком артиллерии. За доблесть, проявленную в боях с французами в Отечественной войне 1812 года, награжден боевыми орденами. С 20 апреля 1817 года командир Тульского оружейного завода, с 7 апреля 1824 года одновременно генерал-инспектор всех оружейных заводов Империи, тогда же добился перевода генеральной инспекции из столицы в Тулу. С 1826 года — генерал-лейтенант. После пожара, уничтожившего завод, тяжело болел и ушел в отставку со всех занимаемых постов. Вернулся на службу лишь в 1838 году генерал-инспектором оружейных заводов. Награжден многими орденами, в том числе высшими знаками отличия Империи — орденом Белого Орла и орденом Александра Невского. Закончил службу в чине генерала артиллерии. Умер 5 февраля 1845 года, похоронен в Туле на Чулковском кладбище.
* Подполковник (в дальнейшем генерал-майор) Илья Тимофеевич Радожницкий, директор искусственной части оружейного завода с 1833 года. Автор «Записок артиллериста» о войне 1812 года.
** Оружейное правление, корпус паровой машины, дом заводской полиции.
*** Цитата из «Исторического обозрения Тульской губернии» И.Ф. Афремова.
**** Сегодня улица Металлистов.
***** Красноармейский проспект.
* Улица Революции.
** Улица Демонстрации.
*** Улица Пушкинская.
**** Улица Пушкинская.
***** Улица Бр. Жабровых.
Виктор Еремин (г. Тула)