РУССКОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ Валерий Пайков - доктор мед. наук, профессор (Санкт-Петербург). В Израиле с 2000 года. Автор десяти стихотворных сборников, поэтических публикаций и очерков в бумажной и электронной периодике Германии (Крещатик), Израиля (Литературный Иерусалим, Юг и др.), Италии (Другие берега), России (Бег, Дальний восток, Сетевая словесность, Сорок пятая параллель и др.), США (Континент, Побережье, Связь времен). Участник ряда антологий и коллекций. Финалист сетевых Международных поэтических конкурсов: «Волошинские чтения» (Коктебель, 2005), журнала Крещатик (Германия, 2007), порталов «Под одним небом» (2007), «Литсовет» (2008), «Изба-читальня» (2008) и др. Член Союза русскоязычных писателей Израиля. 

                                         ***

                            Много нынче отъездов

(как обрыв якорей)

то ли в рай, то ли в бездну —

лишь подальше, скорей...

Где мы с вами встречались

в наши светлые дни,

там сегодня свечами

только трубы одни.

А в глуши небосвода

звезд холодных салют...

Что такое свобода,

где ее подают?

             * * *

Жена подкармливала птиц.

И часто по утрам

со всех станиц, со всех столиц

они слетались к нам.

Вороны, чайки, воробьи,

склевав последний злак,

о верной дружбе и любви

нам посылали знак.

Когда рассвет вставал в росе,

неслось со всех сторон,

что мы с пернатыми в родстве

из глубины времен.

У нас, и вправду, на спине

от крыльев два следа,

и не случайно, мы во сне

летаем иногда.

              ЖИЗНЬ

Мы на войне, не ведая, не прячась...

Зажав покрепче нервы, как в узле,

мы бьемся вновь, то радуясь, то плача,

за каждый миг дыханья на земле.

Мы рождены, чтобы сражаться с жизнью —

и все давно расписано судьбой.

Наш век недолгий для сражений призван

с любовью, с Богом, и самим собой.

Мы не должны обманываться вечным,

бояться боли и ревнивых глаз,

но, «доброй ночи» говоря беспечно,

знать, что она опять в последний раз.

       ВОЕННАЯ ИГРА

Под Лугой ветрено и дымно.

Но выбран день — идет война.

И наша ненависть взаимна,

хоть все мы — армия одна.

Отрепетированы роли.

Идет игра — грохочет бой.

Мы все — народные герои,

и каждый горд самим собой.

В пылу обстрела (холостыми)

бежим, надсаживая грудь,

чтобы навеки не остынуть —

суметь убить когда-нибудь...

Нас жажда жизни, жажда смерти —

чужой — спасала и несла.

И птицы пели: «Смейте! Смейте!»

А на холмах цвела весна.

И все мы были молодыми,

и мир еще был должен нам.

Пространство в зелени... и дыме

под Лугой падало к ногам.

Мы мчались вдаль по неудобью,

звериной мглой ослеплены.

И был спасению подобный

конец игрушечной войны.

            ДОРОГА

Мечено атомом, ядами мечено,

небо туманами заволокло.

Видно, как звезды над озером мечутся,

слышно, как падает ночь на крыло.

Лес у дороги, безлистый и каменный,

странные колкие травы и стынь —

не избалованы дачными гаммами.

Вместо приветствия «Стой или сгинь!»

Озеро светится зеркалом матовым,

словно сигналы конца, камыши.

Ветер дохнул зверобоем и мятою,

но, ни гудка, ни огня — ни души.

Где-то Челябинск-15-й прячется,

где-то уснули, живыми, Касли.

Сосны у берега скорбными прачками:

«Разве отмоешь? А люди ушли».

  ЗАПОЗДАЛОЕ ПИСЬМО

Я не писал тебе с тех пор,

как нет тебя.

Я поменял наш старый двор

и тополя

на эвкалиптов шумный ряд

и тень олив —

и что с того, что я не рад,

туда уплыв.

Прости, отец, что я давно

не там, где дом,—

теперь в него нам не дано

войти вдвоем,

не приношу я каждый год

тебе цветы,

и холмик пуст, а море вброд

не перейти.

Что прячусь за стеною слов,

забыв вдвойне,—

возле родительских гробов

лежать и мне.

И что чужбина не сестра —

в ней холод льдин,

и что земля всегда сыра,

когда один.

               * * *

Я не дружу со здравым смыслом,

и также лезу из кулис,

и строки, как на коромысле,

качаются то вверх, то вниз,

и голос сел, и до крещендо

ему уже, как до луны...

Я не прошу у вас прощенья —

мы все заочно прощены.

И продолжая путь вчерашний,

подвешенный на волоске,

я остаюсь в слоновой башне,

мной выстроенной на песке.

 УТРО В БНЭЙ АИШЕ*

Первая птица запела во тьме —

скоро уже рассветет.

Время подходит — из каменных сот

выйти. Часы на стене

ближе к шести. Скрип автобусных шин,

льется на землю бензин.

Вновь проступает сквозь зыбкую синь

линия горных вершин.

Где-то столица — провинция тут,

правда, на собственный лад.

Рядом поля из зеленых заплат,

снова деревья цветут.

Кажется, я оказался, любя,

у тишины на краю.

Я никого на земле не корю,

разве что только себя.

Важно не тронуть былые года —

выйду неслышно, легко,

дверью не стукнув,— идти далеко,

правда, не знаю куда.

Валерий Пайков (Бнэй АИШ, Израиль)