Как бы стремительно не рвалось вперед Время, островки пройденного и пережитого по-прежнему настолько ярко и образно присутствуют в нашей быстротекущей и легкозабывчивой жизни, что ступая на их берега, словно попадаешь в параллельные миры своего разума, где прошлое живо, актуально и реально.

Самое главное — не пройти мимо, не просмотреть этот островок...

Таким Посланием, таким оазисом памяти по воле и удивительной избирательности судьбы стала для меня встреча с романом-предвидением Алексея Яшина «Видение на Патмосе».

И название, и маститое имя автора, и то, что предваряют роман строки моего Учителя — Леонида Васильевича Ханбекова, известного литературоведа и критика, заслуженно уважаемого за свою честность и непримиримость к литературной бездарности и плагиату, послужили для меня позывными маячками для того, чтобы я с нетерпением открыла эту книгу...

А открыв, с удовольствием погрузилась в фантасмагорию ее текста.

(Притянул меня, несомненно, и тот факт, что написан был роман о хорошо известных мне и словно проросших в организм «коммунхозовских временах», закостеневших, казалось. навеки отлитых, как бронзовые бюсты почетного маразматирующего орденоносца.)

А по прочтению романа запульсировало: «В каких высших сферах и кем было задумано именно этому литератору, молодому студенту Литературного института, приоткрыть завесу будущего во сне и какими параллельными мирами стремительно двигалось отключенное от примитивного обычного бодрствования, не затуманенное посторонними помехами суетящегося дня, подсознание автора?»

Как разгадать увидевшему этот диковинный сон символы грядущих событий в нем? Головоломка...

Приснившееся не отпускало. Сон этот не пополнил массу забытых, канувших в небытие, стертых первыми лучами рассвета снов.

Совсем наоборот! Он повел себя весьма необычно и непредсказуемо, словно являлся сгустком чего-то разумного, пришедшего не на миг.

Сон материализовался на сцене бытия до мельчайших черточек сформированным художественным произведением, с изобретательными сюжетом, фабулой и компози­цией! Его мистерия притягивала к себе, словно требуя рассказать о своем рождении и ожидая облачения в печатную форму.

Но вот этого автор сделать-то как раз и не мог. О своем «вещем» сне он не рассказал даже руководителю семинара в Литинституте — поди пойми, что скрывается в этой причудливой игре подсознания и разума. Толкование снов — весьма опасное занятие и сложное искусство, неведомые символы наших снов зашифрованы, разгадка их никогда не будет лежать на поверхности, раскрывая лепестки своей сути только по прошествии времени.

Так и наш автор, Алексей Яшин, нашел разгадку увиденного во сне только через десять лет, увидя воочию, как шайка правительственных бесов разрушила великую сверхдержаву — СССР.

Но достаточно предисловия... Откроем дверь в творческое пространство романа, отметившись в его Канцелярии, которая «...как овеществление бюрократизма, одновременно отвратительна и восхитительна. В ней сон и поэзия, деспотическая субординация и самый привольный отдых от счастливой жизни. Трудно полюбить ее с налета. Следует не одну пару суконных штанов просидеть. Не один стул под тобой рассохнется, прежде чем как-то пополудни, после обеда, нахлынет на душу тепло и поймешь: вот Мекка моей жизни, вот мой истинный дом!»

Там-то и произошло все это необъяснимое с Николаем Даниловичем М. — 25 лет прослужившим в Канцелярии, суть от сути своей ею рожденным и вылепленным по планово-отчетному образу канцелярским человечком.

И предчувствовал он своим, настроенным на все происходящее в недрах этого бюрократического святилища нутром что-то из ряда вон выходящее в день своего стулосиденческого юбилея: «Интересно, ничего со мной не случится? Необычного?».

А вот и случилось! (А затем и со всем человеческим содержимым упомянутого учреждения.) Прирос он своим сидалищем к стулу, а локтями к столешнице, и остался навечно именно в той позе, в которой и привык находиться на протяжении стольких рабочих лет.

И тут, отсидев так долгие месяцы, стал чувствовать в себе не только закономерные физические, но и непривычные, пугающие своей непонятностью, душевные преобразования.

Подхожу я все ближе к снам нашего героя и, соответственно, самого автора, которого Л. В. Ханбеков назвал «тульский энциклопедист». Не зря, друзья, не зря получил автор такое почетное звание! Целую картину ушедшей эпохи, массу признаков и отпечатков существования страны, стертой Судьбой навеки с карты мира, развернет Алексей Яшин перед читателем!

И проживем мы вместе с автором и его героями все фантастические, преломляющие привычное и предугадывающие новое сновидения и события, властно ворвавшиеся в отлаженный и регламентированный мирок...

Но если автор и его произведение интересно, если прочитанное будоражит мозг и заставляет его напряженно трудиться, то, естественно, не могут не родиться вопросы к автору! И они у меня есть...

Почему маленький человек, такой вот «коммунхозовский» Акакий Акакиевич несколько расплылся на страницах романа, уступая гоголевскому герою? Да потому, что его образ пестуется автором на протяжении 400 страниц текста, в котором замечаются неоднократные самоповторы и перегруженность отвлекающими натуралистическими деталями. И этого, очевидно, оказалось слишком много для подлинно остро-сатирического, гротескового произведения.

Язык героя, стилистически имеющий массу казенных оборотов, составляет необходимую часть его образа, но когда эти жаргонизмы неоправданно переходят и в авторскую речь, то значительно обедняют ее.

Художественное оформление книги оригинально — наклейки, иллюстрации и плакаты с лозунгами оживляют и откровенно веселят, но некоторые из них не соответствуют времени, раскрываемому на страницах романа, например плакаты о целине, Красной армии, крестьянах, Сталине... А некоторые и вовсе вызывают недоумение: «фашизм — злейший враг женщин».

Но все сказанное — лишь шлифующие детали, роман уже живет своей насыщенной яркой жизнью. Он, безусловно, заинтересует внимательного и вдумчивого читателя, зашедшего в его феерическое Пространство!

Нина Попова, Москва