ТОСТ

Поредели волосы,

                    побелели бороды,

поистерлась кожистость

                    черных пиджаков.

Но своими мыслями

                    мы, как прежде, молоды

и, как прежде, тянемся

                    к искренности слов.

Где-то в прошлом гульбища

                    в девочках и дамочках,

пьянки до беспульсия,

                    ресторанный гам.

В траурных каемочках —

                    много наших в рамочках

удалились в вечности

                    всеприимный храм.

Только обучаемость

                    с возрастом снижается,

марши похоронные

                    нас не устрашат!

Потому, как в юности,

                    кое-кто влюбляется.

Позабыв про семьдесят,

                    как про шестьдесят!

До войны рожденные,

                    и в войну зачатые,

возрастом равняемся,

                    но — на молодых!

Вспоминаем армию,

                    как шаги печатали,

в сапогах кирзовейших,

                    на плацах пустых.

Танцплощадки круглые,

                    в горсадах из прошлого.

Это — не теперешний

                    сполох дискотек!

И, пускай не видится 

                    ничего хорошего,

мы всегда уверены

                    в бесконечье рек.

Первый тост — за будущность!

                    Тост второй — за здравие!

Третий тост — за молодость

                    и прекрасных дам!

За друзей доверие!

                    За простое правило:

где в тебе нуждаются,

                    быть, конечно, там!

Шмаракова Левушку

                    поздравляем с праздником!

Юбилеев будущих

                    станет долгим счет!

И в делах и в помыслах

                    мы такие разные!

Но единство в действиях

                    пусть ведет вперед!

НЕДОСТАТОЧНОСТЬ ЛЮБВИ

Болезнь — не дефицит здоровья,

а недостаточность любви,

которую у изголовья

один оставшись — не лови!

Нахлынет боль волной цунами,

слизнув заботы естества,

разрушит все, что между нами,

и будет, видимо, права.

Она впивается в живое,

терзает в клочья белый свет,

предвосхищая ночь покоя,

ту, за которой слово: «Нет!»

Вкусив отраву лицемерья,

съев безразличия плоды,

вступаем в полосу безверья

и ожидания беды.

Но грешникам — одна награда:

не слышать хора алиллуй.

Сильней лекарства нам не надо,

чем жарко-нежный поцелуй!

Презрев опасность малокровья —

врача на помощь не зови!

Болезнь — не дефицит здоровья,

а недостаточность любви!

     БЛАГОДАРЕН ТЕБЕ

Благодарен тебе за дожди и туман!

И за горечь осенних дымов благодарен!

И за то, что, когда был от нежности пьян —

падал в тело твое, откровенно нахален!

Благодарен тебе за хрустящий снежок,

припорошивший прошлых ночей неизбывность!

За последний в хрустящую снежность прыжок

и за ищущих глаз показную наивность!

Благодарен тебе за журчанье ручьев!

За расквашенный снег на весенней дороге!

За грачиный в апрельскую будущность зов!

За мимозную желтость цветка-недотроги!

Благодарен тебе за кипенье жары!

И за знойность дыханья песчаной пустыни!

И за близкую дальность зеленой горы!

И за то, что меж нами живет и не стынет!

И дожди, и туман, и хрустящий снежок,

и журчанье ручьев, и жары закипанье —

это просто немеренной нежности срок

в ожиданье судьбы исполненья желанья.

         ПРО «ЕЩЕ» И «УЖЕ»

Про «еще» и «уже» — понаписано много,

Только думаю, как ни крути,

что еще — не закончена наша дорога,

что уже — середина пути!

Есть четыре отрезка по жизни астральной,

в каждом — есть и вопрос, и ответ.

Называется первый период — нормально,

в ожидании дел: «Еще нет!»

Нет ни горя, ни славы, ни низкой зарплаты,

ни предательства бывших друзей...

И еще не проставлены круглые даты,

потому что далек юбилей.

У второго периода — имя простое,

словно «родина», «хлеб» и «вода».

Это — время отсутствия в жизни покоя,

а названье ему — «Уже — да!»

Есть любимые девушки, крепкие руки,

есть работы любимой размах!

Ты уже различаешь волшебные звуки,

видишь скрытую тайну в глазах.

Ты уже познакомился с сексом и модой,

знаешь дружбы надежной плечо,

упиваешься ярко-желанной свободой,

светишь людям, сгорая свечой...

Ну, а третий период — приходит на взлете,

неизбежно, как дней череда,

где по-прежнему ты — в каждодневной работе.

И названье ему — «Еще да!»

Есть еще те, кто любит, но стало их мало,

пусть еще не погашен задор.

Пресыщения жизнью еще не настало,

и не слышен от женщин укор...

Но в четвертый период — не стоит ломиться —

под названьем тупым: «Уже — нет!»

Нет ни стойкости в членах, и ночью не спится,

есть — протертость еды на обед...

Так что третий период — пусть будет подольше!

Пусть мерцает надежды звезда!

Нам — не много, не мало, но только — побольше!

И пускай говорят: «Еще да!»

ОПЯТЬ МЕТЕЛИ И ДОЖДИ

Ты говоришь: «Опять метель!»

Я говорю: «Опять дожди!»

Сугробов снежную постель

ты расстилаешь впереди.

Дождем стекаются снега,

вливаясь в океан обид.

Ты мне, как прежде, дорога,

костровый жар — ветрами взбит.

Не стоит яростно в покой

бросаться жизненным комком!

Другая — ты! И я — другой!

А, значит, снова мы — вдвоем.

И, пусть опять метель метет!

И, пусть дожди вовсю стучат!

В неясность — прошлое ведет.

Но это — лучше, чем назад!

       ТЕКУЩЕЕ ВРЕМЯ

А время вытекает через кран:

из ниоткуда... в никуда... и дальше.

В таком теченье нет ни капли фальши:

то кровь бурлит на днищах новых ран.

Вода струится по стеклу судьбы

потоком необъятного покоя,

но мы не знаем, что это такое,

привыкнув к звукам маршевой трубы.

Как у Дали, висит в пространстве сон,

в котором все настолько ирреально,

насколько скрипка мечется печально,

страдая с человеком в унисон.

Так утекает время на разлив:

с журчанием, бесследно, невозвратно,

на желтом солнце лихорадя пятна,

готовящие нам вселенский взрыв.

       ЖЕНЩИНЫ И ВРЕМЯ

Духов заморских тень и сладость пудры —

подчеркивали свежий запах тела...

Премудрости далекой Кама-сутры

познать однажды женщина всхотела...

Что отраженье жизни может дать ей?

Из шепота — косынку надевая,

из нежных слов — ласкающее платье,

она стоит у зеркала нагая...

«Что время? Это вечный разрушитель

всего, что на земле живет и тлеет.

Но это самый главный разрешитель

поступкам, от которых сердце млеет.

Вон там морщинка — след ошибок прошлых...

А здесь чуть-чуть полнее, чем хотелось...

Но впрочем — больше качеств есть хороших,

на то она и женственность и зрелость...»

Отметив плюсы, минусы отбросив,

известные самой — не отраженью,

задав себе бесчисленность вопросов,

сама себе находит возраженья...

Уверена — все то же повторится,

и никакой не будет Кама-сутры...

Ни оценить, ни запросто влюбиться

никто не сможет, а наступит — утро...

Но терпких губ пылающая нежность

пульсирует неутоленной жаждой,

желания несбывшегося грешность

быть может и не повторится дважды...

Так где же вы, мужчины из мечтаний,

погрязшие в делах своих постылых?

Поверьте, что в неслышности рыданий —

лишь гордость и укоры наших милых.

Любите их: от сонности — до стона!

Не торопитесь вставить ногу в стремя!

В поспешности исканий — нет резона.

Любите женщин! И отступит время!

КОНЦЕРТ ГЕРГИЕВА В ЦХИНВАЛЕ

С экрана горько плачет осетинка,

не пряча вмиг полученных седин.

В Цхинвале выступает Мариинка,

а значит,— завтра есть у осетин!

Убитые из-под земли восстали

мерцанием оплавленных свечей.

На площади в растерзанном Цхинвале

звучит бессмертной музыки ручей.

Она была понятной, откровенной —

для всех, кто слышать это чудо мог!

Им думалось о самом сокровенном!

С небес сошел непобедимый Бог!

Там Гергиев в величии печали

руками — звуки в гимны собирал.

Хребты домов, руины школ — молчали...

Был город, как один концертный зал!

Пока в сердцах есть ноты состраданья,

вольнолюбивый не сломить народ!

Цхинвал, как город, стерт до основанья!

Цхинвал людей — по прежнему живет!

Александр Хадарцев (г. Тула)