КОЛОНКА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА

То ли год уходящий на чертову дюжину заканчивается, а скорее всего «допекло» в размышлениях о современном литературном процессе, но все «Колонки» 2013-го получились мрачноватыми. Не исключением будет и эта. «Такова жизнь»,— в переводе с французского...

Речь пойдет о реально наблюдаемом, разумом и душой, едва ли не поджилками, ощущаемом процессе всемирного управления «переходом от слов к цифре». Понятно, почему в кавычках: из повседневной телерекламы. Более научное название процесса: переход от аналогового к цифровому (компьютерному) мышлению как безликой масс-медиа, так и, увы, людей мыслящих, тем паче — художественно творящих, литераторов в первую очередь.

Казалось бы, какая связь между «героем нашего времени» (кавычки — от Лермонтова, но далее их опускаем, понимая, о чем идет речь), в частности литературным интегро-дифференцированным героем современности, и оцифровыванием человейника. Напомним даже многознающему читателю, что «человейник» — великолепный термин нашего выдающегося ученого А. А. Зиновьева: по грамматической аналогии с пчельником, муравейником, термитником. Ибо в эпоху активно-агрес­сив­ного развертывающегося ныне глобализма человек оттесняется от роли личности и становится безликой составляющей биомассы человейника. Увы, такова действительность эпохи глобализма. С определения его сущности и начнем.

Глобализм как оцифрованный человейник. Мы уже не раз давали развернутое определение глобализма, как, увы, неизбежного этапа в период действия эволюционного перехода от человечества биосферы к человечеству ноосферы (по В. И. Вернадскому). История человечества, то есть тот относительно короткий временной интервал эволюции в период цивилизации и культуры, творится по общим законам мироздания, действие которых, особенно в части прогностики, человеку знать не дано... и никогда не будет дано. Мы лишь в действительности и в ретроспективе наблюдаем, анализирует их действие.

Законы истории, как и всей эволюции жизни, овеществляются методом проб и ошибок, выявления правильных и тупиковых ходов (Дарвин, Ламарк, Тейяр де Шарден, Шмальгаузен, В. И. Вернадский и многие другие авторитеты эволюционной науки). Коль скоро грядущая и уверенно наступающая на рубеже веков и тысячелетий новая, ноосферная биогеохимическая живая оболочка Земли, в прошедшем веке проверила возможные варианты создания социально ориентированного мирового сообщества, а это концептуальный тезис ноосферы по В. И. Вернадскому, то выбор новой стратегии истории был «объявлен» в 1990-х годах: глобализм.

Да-да, не удивляйтесь: именно через жесткий, даже жестокий глобализм (Per aspera ad astra — через тернии к звездам — на латыни) история избрала наиболее действенный путь перехода человечества в единое ноосферное земное сообщество. В ХХ веке были апробированы три варианта социалистического перехода — предтечи ноосферы: интернациональный советский социализм СССР, национал-социализм Третьего Рейха (нацизм) и фашизм Италии времени Муссолини, особенно в 1920-е годы и в короткий период 1943—45 гг.— Социальная Республика Сало на Севере Италии. Но нацизм по определению не вписывался в концепцию всемирного ноосферизма, а итальянский фашизм, равно как фалангизм Испании и гвардизм капитана Корнелиу Зеля Кодряну в Румынии, настолько скомпрометировали себя «вагончиками за германским паровозом», что история быстро их похоронила...

Устоял только советизм-интернационализм СССР, но, во-первых, наиболее адекватная качествам ноосферы социальная ориентация нашей страны, что называется, опередила свое время; во-вторых, Сталину так и не позволили сделать две жизненно важные для системы социализма вещи: «мягкое» отделение КПСС от администрирования и создание новой концепции политэкономии социализма*; наконец, мировой империализм к рубежу веков и тысячелетий еще не исчерпал своей системной мощи и сумел через агентов влияния разрушить СССР и всю мировую систему социализма.

Но уже самое начало периода перехода биосферы в ноосферу, а это наше текущее бытие, показало: время империализма-капитализма исчерпано, социалистический рывок в общепланетарное социалистические сообщество оказался преждевременным, но ход истории ведь не остановишь? Так определилась историческая миссия глобализма: переделка homo sapiens, человека биосферного, в homo noospheres — человека ноосферного, то есть внегосударственного, вненационального и пр. Словом, как говорил герой «Поднятой целины» М. А. Шолохова: будут при всеобщем коммунизме все одинаковые, смугленькие такие...

Увы, как и все русские философы-космисты, В. И. Вернадский является «неисправимым» гуманистом. Как это все по-русски! И вряд ли грядущая, реальная ноосфера будет похожа на прогнозированную нашим великим ученым, а именно: ноосфера суть биосфера Земли, измененная научной мыслью и организованным трудом и преобразованная для удовлетворения всех потребностей численно растущего человечества.— Это несколько трансформированная цитата из «Философии мыслей натуралиста» В. И. Вернадского... Впрочем, для человека ноосферного, в отличие от нас, все еще биосферных, ничего такого страшного не будет: ввиду постоянности перехода все стерпится и даже слюбится.

По разным прогнозам период глобализации продлится от восьмидесяти до полутораста лет; здесь сдерживающим фактором выступают «исламская дуга» и Восточно-Тихоокеанский регион, в первую очередь — Китай. Скорее всего, в своем победном пике глобализм будет являть собой мировую «власть ста семей»... или двухсот. То есть ныне тайное Мировое правительство. Вряд ли здесь конспирологи-аналитики ошибаются.

А жесткость, скорее жестокость глобализма мы наблюдаем сейчас уже в полной мере. Пример тому — строки эти пишутся в самом конце августа 2013-го года — подготовка нападения США на Сирию. Понятно, что здесь главное — политическая экспансия, нефть и пр. Но те же СМИ бесстрастно сообщают: правительство США наиболее активно подталкивает лобби военно-промышленного комплекса. Все дело в том, то сейчас у американской армии на вооружении и на складах находится более 10 000 «томагавков» — основного оружия локальных, оперативно-тактических войн. Даже при серийном производстве эти ракеты весьма дорогостоящие. И как бы их ВМС США щедро ни расходовали, обстреливая в свое время Белград и азиатско-африканское побережье Средиземного моря, но все равно процент «томагавков» с истекающим сроком гарантийной боеспособности неумолимо растет. «Экономика должна быть экономной»,— этот лозунг, в свое время издевательски подброшенный дряхлевшему «Второму Ильичу», является доминирующим на Западе, тем более в США, где скрупулезно подсчитали: выпустить сотню, другую, третью... просроченных «томагавков» по Дамаску и его окрестностям намного дешевле, чем их утилизировать... К их (американскому) сожалению вариант «утилизации» посредством пугающей регулярности самовозгорания оружейных складов не подходит: на территории США шалить с огнем не принято. Выборы там всякие и прочие демократические штучки.

Но главное — действует железобетонный закон марксовой политэкономии капитализма: (...товар → деньги → товар → ...) → ∑ прибавочная стоимость. То есть заводы по производству «томагавков» не должны простаивать, а давать «твердую» прибавочную стоимость... И навалился ВПК США на Обаму, а куда тому деваться? Ведь все дело в цифрах! Так мы и подошли к вопросу: но почему глобализм является оцифрованным человейником? А потому, что опять же все сейчас сводится к цифре. Везде и во всем, отнюдь не только в поднадоевшей рекламе на ТВ: «От слов к цифре!» Уже сейчас до 90 % людей — мы пишем не только о нашей действительности — отринули аналоговое, творческое в своей основе, мышление и перешли к утилитарному, цифровому. Чтобы не «растекаться мыслию по древу», рассмотрим это на примере литературы, как отрасли человеческого бытия, более или менее всем знаемой.

«Герой нашего времени» или О ком сейчас писать романы. Ис­ходим из того, что в ретроспективе русская литература оформилась как самодостаточная отрасль человеческой деятельности к началу XIX века, поотстав от Европы на 100—150 лет. Нам не привыкать как отставать, так и догонять... и даже перегонять. Это чисто русский феномен. Весь XIX век и начало ХХ-го преобладающим художественным методом являлся критический реализм, далее принявший форму социалистического реализма. Об их преемственности и самой апологии такой трансфор­мации мы уже достаточно говорили. Сейчас, по нашему аргументированному мнению, бывший соцреализм трансформировался в новый русский критический реализм.*

Зададимся вопросом: кто был типичным героем литературы критического реализма и соцреализма? Все это в головах людей, получивших образование в советской школе, а нынешним молодым генерациям и знать ни к чему. Поэтому перечислять по пунктам о героях и антигероях от «времен очаковских и покорения Крыма» до «делавших ракеты и перекрывших Енисей» не будем. Куда существеннее обратиться к временам нынешним. Кого современная литература поместит на страницах рукописей, книг и в память компьютера сейчас?

Картина оцифрованного человейника получается удручающей. Не о ком писать! Не случайно же молодые литераторы напрочь ушли в извращенно-вымышленный, сугубо утилитарно-цифровой (то есть компьютерный) мир «фэнтези», исследуя, например, морфологию фантастических ящеров, а прежние писатели-реалисты тоже ушли в вольнолюбивую фантазию, только историческую, разделившись на два лагеря. Первые, из числа более или менее именитых, заполняют нишу, оставленную Валентином Пикулем из XVIII и XIX веков: «рыцарь самодержавия» Николай Первый, при всем нашем к нему уважении, бывший вешатель Столыпин, оболганный Тыняновым и другими Павел Первый... И из начала ХХ века набираются: Колчак с Деникиным, Ленин, Иудушка Троцкий. Разрешено «трогать за вымя» Сталина и его «железных наркомов».

Но это именитые... или почти именитые, многие из которых привыкли не только чиркать пером или стучать по клавишам, но и более-менее знакомиться с исторической фактологией. Второй же лагерь, в основном из пришедших в писатели из стана любителей «что-нибудь этакое посочинять на досуге», опыта и желания копаться в анналах истории не имеют, да и торопятся поскорее выдать на горá. Потому и сочиняют о временах столь древних, что в «Повесть временных лет» не вошли. Поди фактологию проверь?

...Сразу оговоримся: человек цифрового мышления, как в литературе, так и в обыденной жизни — от офисных «креветок» и «манагеров» до лауреатов журнала «Форбс», политиков и всех остальных, тем более школяров и студиозусов — не обязательно только оперирующий цифрами. Вовсе не так просто, ибо цифровое, то есть компьютерное мышление (так правильнее будет) намного чаще выражается в многословии, своего рода «словесном поносе», говоря по-научному: информационный шум. Здесь налицо существеннейший признак (качество, черта, доминанта и так далее) цифрового, компьютерного мышления: функциональная безграмотность. То есть «переход от слов к цифре» суть утрата функциональной основы речи и мышления, что особенно заметно в «компьютерной литература», о чем мы уже неоднократно говорили.

То есть разница между творческим аналоговым мышлением и отождествляющей его речью или письмом и компьютерным, цифровым мышлением — равносильна разнице между текстом книги русской классики и ... кроссворда. Здесь нет никакого преувеличения. А раз вспомнили русскую классику, то грех и не припомнить одного из проходных персонажей этой самой классики XIX века, что, услужив делами барину, уважал на досуге «почитать» книжицу. Читать же он умел только буквы: аз, буки, веди, глаголь, добро... но складывать их в слова обучен не был. Но его и не интересовало вовсе содержания книги, что бы он не держал на роздыхе в руках: псалтырь, кухаркин календарь или забытый барином в пролетке толстый литературный журнал. Ему нравился сам процесс вычитывания отдельных букв!

Вот вам и пример компьютерно-цифровой функциональной безграмотности, описанный нашим классиком весьма задолго до появления предтечи оцифрованного человейника...

Так каков он, герой нашего времени (уже без лермонтовских кавычек), о котором, следуя многовековой традиции, дóлжно писать нынешним словесникам-сочинителям, ибо это есть традиция художественного отражения современности, не убегая в фэнтези и исторические фантазии? Знак вопроса поставлен. Дело за аргументированным ответом, помня: переход от аналогового к компьютерно-цифровому мышлению изменяет не только собственно мышление, но и психику человека, его поведенческие нормы. Это уже другой человек. Особенно это заметно сейчас, в наше время, когда процесс оцифровывания человейника находится на своем пике, сосуществуют рядом как оцифрованные, так и носители традиционного, аналогового мышления.

Итак, кто входил в традиционную же «обойму» литературных героев, как есть набор харáктерных ролей в театре, в русской классике критического реализма и в советской литературе соцреализме? Человек самодостаточно мыслящий и сам знает, но таких только 8 % от масс-медиа, поэтому обойму расцехуем. Кстати говоря, пусть остальные 92 % не обижаются: это закон природы, просто биологии и биологии социальной. Против них не пойдешь, тем более, что такая априорная «сегрегация» никого не возвеличивает и, тем более, не унижает. И те и другие одинаково могут быть гениями и талантами, но и людьми маловыразительными. Более того, в современном оцифровывании человейника как раз «шишку будут держать»* эти самодостаточно мыслящие восьмипроцентники! Как у библейских гадаринских свиней: вожак может вывести стадо и на кормовое поле, и к обрыву в пучину бушующего моря... Как ход истории (это уже про людей) распорядится.

В русской классике, исповедовавшей критический реализм, уже начиная с Фонвизина и Радищева, статус положительного, отрицательного и «безличного» героев определялся автором и читающей публикой, исходя из канонов этого творческого метода: а) литератор по определению всегда в той или иной степени оппозиционен власти... даже если он и сам во власти, как Салтыков-Щедрин, Гончаров — «цензор всея России», да и Александр Сергеевич имел придворный чин; б) симпатии писателя на стороне нонконформистов к власти; в) презумпция христианских добродетелей, если даже писатель-атеист, нигилист, анархист и прочий «ист»; г) сострадание к «униженным и оскорбленным», причем очень редко это есть самолюбование собственной добродетели и «сусальное золото»; д) достаточный вес политизации, ибо русский человек по своей натуре — активно публичный, общественный, правильнее — общинный; е) особенно усилен момент п. (в): органическое неприятие частнособственничества, накопительства («скорее верблюд пройдет в игольное ушко...») и того что мы сейчас называем потребительством.

Еще можно дописать несколько пунктов, но не будем по-немецки пунктуальными: «Колонка» — не диссертация, особенно нынешняя, когда ВАК (Высшая аттестационная комиссия), напуганный недавней перетряской своей верхушки, что в духе российского чиновничества (см. М. Е. Салтыкова-Щедрина) переложил штурвал с курса «норд-ост» на «зюйд-вест», то есть на 180°, в результате чего сейчас стало важным не само содержание диссертации, а сугубая цифирь: число публикаций в нужных изданиях, число нужных изданий, численные значения различных «забугорных» индексов: Хирша (хотя, он может и приличный у них, на Западе, человек), некоего WebofScience, Scopus, PubMed... и еще с десяток штук. «Нужность» же изданий журналов и издательств книг, как можно легко догадаться «без подсказки зала» состоит в платности (немалой) услуг** изданий и издательств. Подсчет такой «нужности» также читается легко... Опять все упирается в цифирь. Распоясавшийся в административном восторге, чиновники не то что ВАК’а, но и самого Минобразования уже заявляют, что публикации монографий в известном немецком научном издательстве LAP LAMBERT Academic Publishing (г. Саарбрюккен) не считаются, по их мнению, научными публикациями (!?). А как бы отнеслась к этому Ангела Меркель?

Чем же разгневало почтенное германское научное издательство наших обрчиновников (образовательных то есть)? А тем, что LAP LAMBERT, во-первых, не в ведении Минобра и ВАК; во-вторых, денег с авторов не берет и даже выплачивает им гонорары при соответствующем спросе. «Уж тем ты виноват, что хочется мне кушать!»

... Извините, отвлекся, на любимый мозоль наступили. Теперь мне еще одна докука: обучать своих аспирантов-докторантов диссертационной цифири. А с героями русской классики и так все ясно.

Советская литература, трансформировав критический реализм в соцреализм, вообще говоря, оставила тот же абрис героев и антигероев, усилив некоторые моменты, например, неприятие частнособственничества и накопительства, почти один к одному переписав христианские заповеди в моральный кодекс строителя коммунизма и так далее, но некоторые же другие заменив на новые реалии. Главное — с ликвидацией классовости в советском обществе диалектические законы единства и борьбы противоположностей и отрицания отрицания (Г. В. Ф. Гегель и К. Маркс) в литературной персонификации героев и антигероев приобрели иную интерпретацию по сравнению с их действенностью в методе критического реализма. Исчезло за ненадобностью прямое противопоставление «добро-зло» в описании личностей, их характеров и поступков, движущих сил и общественно значимых последствий. На первое же место выступила творческая личность, ибо СССР уверенно, впервые в мировой истории, стал страной созидателей, творцов. Это не из политрекламы; это было действительностью, которую мы прекрасно помним и стараемся придерживаться ее, проживая уже в стране квалифицированного потребителя — если не для общества, которому глубоко плевать на эти наши «пережитки совка», то хотя бы для себя. По принципу: мне не важно, что думают обо мне, главное то, что я думаю о себе сам. То есть человек хочет сохранить свое достоинство даже в оцифрованном человейнике.

Соответственно, нишу (иначе здесь не скажешь) «антигероя» заняли персонажи, не являющиеся созидателями и личностями — в их общественной оценке, да к тому же прегрешающие против заповедей — морального кодекса. Здесь типичные герои-антигерои, например, в «Битве в пути», «Далеко от Москвы», «Мы, нижеподписавшиеся...» и вся, вся советская литература: от гениальных или самобытных произведений до номенклатурных рóманов и «датской» поэзии. Во всем ее величии и подхалимской халтуре.

... Как говорится: горячее, еще горячее, то есть переходим к современности с ее базовым творческим методом — новым русским критическим реализмом (см. выше ссылку на «Манифест...»).

Кто здесь герой и антигерой? Все перепуталось в известном доме. Выпали «в осадок», введены в полное ничтожество — от моральных ценностей — герои литературы былой, русской и советской: ученые и конструкторы-изобретатели, сталинские наркомы и руководители ведомств 50—80-х годов, создававшие целые отрасли промышленности, науки и жизнеобеспечения, земские и советские врачи (без УЗИ и томографов...), военные, инженеры, рабочие, крестьяне и так далее. Даже хронически не любимая русским человеком милиция, еще издевательские переиначенная в... даже слова этого не хочется употреблять.

Явно не тянут на героев нашего времени в литературе нового русского критического реализма искусственно взращенная олигархия, чиновничество в его многоликости и многочисленности, пресловутый «средний класс», то есть 100 %-но многомиллионная армия торгашей (многие — от безысходности), слегка разбавленная кустарями-одиночками...

Так что же? — С позиции хотя и нового, но все же критического реализма в современной литературе вовсе не должно быть позитивных персонажей, один негатив? Ведь на одном умилительно-сострадательном описании чудаков, бомжей, архетипных бессребреников, остатков принципиальных советских людей и так далее далеко не уедешь.

Но литература, построенная на одних отрицательных и безличных героях-пер­сонажах есть нонсенс. Тем не менее мы провозглашаем в «Манифесте...» реальность и насущность словесности нового русского критического реализма. Как связать концы с концами в нашей ситуации все более и более оцифрованного человейника? Полагаем, что ответ на этот сакраментальный вопрос вытекает из summa summarum содержания «Манифеста...», а именно:

Главное содержание современной литературы нового русского критического реализма, соответственно и типизация ее героев и антигероев, есть художественное отображение, осмысление процесса всемирного (пока конспирологического, тайного) управления на стадии глобализации переходом к оцифрованному человейнику, то есть в рамках замены биосферы Земли ноосферы переходом homo sapiens, мыслящего по преимуществу аналогово-творчески, в следующую эволюционную ипостась: homo noospheres, мыслящего по преимуществу утилитарно-оцифрованно, своего рода являющегося придатком компьютерно-телеком­муни­кационных сетей и квалифицированным потребителем.

Возникает при таком определении вопрос, точнее — два извечных русских вопроса: «Что делать?» и «Кто виноват?». И добавочный: художественная литература есть по ее определению формой борьбы, сопротивления общественному негативу, поэтому какова в таком аспекте роль и задача метода нового русского критического реализма?

Ответ на все эти вопросы в их совокупности следующий. «Виноваты» фундаментальные законы мироздания в части (разворачивании матрицы) эволюции человека и вообще эволюции жизни на Земле. С них особо-то и не спросишь. А что делать и какова форма (литературного) сопротивления? — Отстаивать в своих литературных произведениях, увы, в перспективе, даже не столь далекой, наше безнадежное дело: оттягивать «до последнего» окончательное оцифровывание человейника, бороться за право человека оставаться личностью, желательно творчески, то есть аналогово мыслящей.* Но для этого нужно хорошо знать движущие силы всемирного управления оцифровыванием человейника. Переходим к этому разделу.

Всемирное управление: конспирология и реальность. Оцифровывание человейника суть одна из стратегических линий глобализации — неизбежного, достаточного жесткого, даже жестокого, этапа на пике перехода биосферы в ноосферу. Как и суммарный глобализм, собственно переход человека от преимущественно творческого (аналогового) к утилитарному (компьютерному, цифровому) мышлению подчиняется, вне всякого сомнения, законам эволюции. Но эти законы овеществляются, как любые движущие законы истории, посредством деятельности человека, внешне хаотичной, методом проб, ошибок и тупиковых путей, но в итоге — целенаправленной.

Но здесь имеется существенное отличие. Если в предшествующей истории человечества, примерно до середины XVIII века, ход истории преимущественно был экстенсивно-эволюционный, то есть характеризовался почти что «продиранием» законов диалектики в обилии проб, ошибок и тупиковых ходов, то, начиная с указанного времени, все более стало ощущаться некое целеуказующее управление. Почему оно истории-эволюции понадобилось? — Ответ простой и вызывающий мало возражений: главное действующее временнóе правило эволюции, тем более эволюции человека, есть ее ускорение по экспоненциальному закону с параметром времени — физического, эволюционного, биологического...

Но человек — особая, единственная отличная статья в эволюции; но неведомым нам законам мироздания, которые, кстати, человеку не дано и никогда не будет дано знать, эволюция человека во времени характеризуется не просто экспонентой, но, образно говоря, «экспонентой в квадрате». Нобелевский лауреат, создатель науки этологии Конрад Лоренц доказал, что человек обогнал (опередил) биологическую эволюцию на ее социальном этапе.— Со всеми вытекающими последствиями. А раз он эволюцию, естественную биологическую, обогнал, то теперь не эволюция управляет человеком, а он ею. Поэтому, хотя бы и в рамках общих законов мироздания, в рамках законов диалектики Гегеля — Маркса человечеству потребовалось некое всемирное управление, причем постоянно и во все возрастающем темпе ускоряющего ход истории. В сказанном выше нет ни доли, ни промилле (это бонус гаишникам...) сакральности, философской спекулятивности, фэнтези-фантазии и пр. Да что тут говорить, прочитайте любую серьёзную газету, а лучше зайдите в книжный магазин, если таковые в вашем городе ещё сохранились, где сразу обнаружите на полках с полдесятка публицистических книг авторов, чьи имена на слуху, посвящённых рассматриваемой теме.

Итак, знаковым событием (пока постепенного) перехода к всемирному управлению-ускорению эволюции, а значит и оцифровывания мышления человека, стала Великая Французская революция 1789-го года, идейно подготовленная за предыдущие полвека французскими же философами-энциклопедистами (Дени Дидро и др.). Именно с Французской революции началось действие невидимого управления по направлению ликвидации европейских монархических правлений. И еще — сакральным символом проявившегося мирового управления-ускорения стал республиканский триколор, далее вошедший в общеевропейскую либерализованную символику*. ...И еще масонский в своей основе девиз: “Liberté, Égalité, Fraternité”. Перевод, полагаем, не требуется.

В анализе всемирного управления аналитики, публицисты и пр. (см выше отсылку к книготорговле) обычно рассматривают его с двух позиций: конспирологический аспект и реально наблюдаемые проявления. Конспирология зиждется на существовании Тайного мирового правительства, уже сейчас являющегося действенным мировым. Исторические корни его конспирологи относят к европейскому масонству и еще далее в глубь веков к розенкрейцам, Мальтийскому ордену и к другим религиозно-политическим сообществам. Подчеркивается и роль банкирских династий, особенно Ротшильдов. Литература по этому вопросу обширна и доступна. Любой интересующийся найдет ее, что называется, «в шаговой доступности». Там же предположительные органы этого правительства, так сказать, «для связи с общественностью»: Бильдербергский и Римский клубы и так далее вплоть до различных всемирных банков и крупнейших международных организаций. Дело тонкое, нарочито запутанное, в любых официальных СМИ не обсуждаемое... словом, конспирология.

Вообще говоря, мало кто из самодостаточно мыслящих людей сомневается в существовании такого управляющего сегодняшним миром органа, как бы он ни именовался. Но мы перейдем к сугубой реальности всемирного управления оцифровыванием человейника.

Мы уже выше определили аналоговое мышление как преимущественно творческие, функционально грамотное, а цифровое (компьютерное) — утилитарное, потребительское с резким падением функциональной грамотности. Особенно печально наблюдать этот процесс перехода к оцифровыванию в сфере художественной литературы и публицистики. Характерный пример: в одной из дискуссий, объявленных ранее журналом «Приокские зори», многие авторы и читатели поняли тему ее — соотношение между «бумажной» и компьютерной литературой — дословно, то есть кто как пишет-сочиняет: на бумаге или стуча по клавишам компьютера. Но ведь и без всякого подтекста из «забойного» дискуссионного очерка, даже без подтекста, было ясно: речь идет о совершенно другом, о принципиальном различии аналогового и цифрового (компьютерного) мышления, овеществляемого в конкретных произведениях авторов. Вот это-то и есть определенная утрата функциональности мышления: понимать смысл (этимологию) отдельных слов, но не вдумываться в сущность связующей их мысли.

Порой, если не вслушиваться, не вчитываться, не присматриваться и так далее, не всегда просто отличить еще не оцифрованного от уже затронутого этим «вирусом мышления» человека. Это как в анекдоте, который я люблю приводить своим студентам-медикам в подтверждение того известного факта, что классический, то есть социально адаптированный, шизофреник ничем не отличается в мыслительно-поведенческом плане от здорового человека кроме одного: своей болезни.

Итак, на комиссию по выписке (из Кащенки, тульского Маслова, калужской Бушмановки, лондонского Бедлама и пр.) является излеченный пациент. На все вопросы отвечает вразумительно, лицо живое, поведение благопристойное. Врачи поздравляют его и друг друга с успешным излечением, но один комиссионер замечает, что пациент держит руку за спиной, подходит и видит галошу на бечевке. На понятный вопрос следует ответ, что-де это его собачка Жучка (Beetle — в Бедламе). Белохалатники хватаются за головы и прописывают дополнительный трехмесячный курс, по прошествии которых любитель животных вновь является. Уже без галоши на веревочке. Ответив на все вопросы, получает на руки обнадеживающий эпикриз-выписку и пропуск на выход из медучреждения. Собирает в палате свои вещи, а напоследок вынимает из-под подушки галошу и радостно сообщает ей: «А здорово мы, Жучка, всех обманули!»

... Точно так же человек, уже перешедший «от слов к цифре», может сходу решить сложнейший кроссворд на любую тему, но бессилен в десяти-пятнадцати словах сформулировать сущность ее. Кстати, именно с повального увлечения кроссвордами в 90-х годах, как все мы хорошо помним, и началось вроде как невинное на первый взгляд оцифровывание российской масс-медиа.

Еще один характерный пример управляемых СМИ, которые сами кем-то тайно управляются. Оцифровывание — это, во-первых, собственно вброс в речевую практику масс-медиа огромного числа слов из американского диалекта английского языка; во-вторых, возрождение отмеченной литературными классиками XIX века «смеси французского с нижегородским», то есть яростная унификация-американизация русского языка в плане морфологическим; такие новоязовские слова как «банкинг», «паркинг» уже стали привычными, на очереди «мэринг», «губернаторинг» и так далее. Более всего меня восхитило слово «прицепинг» — из почти часовой передачи общероссийского радио, где, очевидно, за неимением других насущных тем, горячо обсуждалось увлечение современных подростков катанием на трамвайной «колбасе»; соответственно, термин «прицепинг» — от слова «прицепился»... И мы в розовые свои годы катались на «колбасе», не ведая, каким высокоученым словом это называется!

Спросите: а какое это имеет, собственно говоря, отношение к оцифровыванию? — Даем вам карт-бланш самим сообразиться.

Мощнейшим средством утилизации (оцифровывания, компьютеризации) мышления является профессиональный спорт; кстати, собственно любительского спорта и не осталось. И современные олимпийские игры 100 %-но состязание профессионалов. И уже как-то дико (вот она - инверсия мышлений!) смотреть сейчас знаменитый фильм Лени Рифеншталь «Олимпия», посвященный Берлинской олимпиаде 1936-го года, где в конных соревнованиях участвуют сплошь офицеры-кавалеристы, в формах, из боевых частей армий стран-участниц. И голос за кадром: поручик такой-то, Польша; лейтенант такой-то, Германия, и так далее.

Оцифровывание мышления посредством все возрастающего навязывания СМИ масс-меди профспорта даже не столько в бухгалтерской идиотизации сотых, даже тысячных долей секунды победителя (сразу вспоминается чеховское: «Слухи о моей смерти несколько преувеличены»), даже не в скрупулезном подсчете-соревновании: кто сколько тысяч или миллионов «заработал»... Нет, здесь страшнее другое. Профессиональный спорт исподволь «отнимает» у людской массы обычную, оздоровительную, полезную для современного (гиподинамического) человека физкультуру. Замечательно метко и точно сказал об этом Муаммар Каддафи*, сам — кровавая жертва тоталитаризма: «Тысячи аплодирующих и смеющихся зрителей, заполняющих трибуны стадионов,— это тысячи введенных в заблуждение людей, которые, не имея возможности заниматься спортом (то есть физкультурой — А. Я.) лично, праздно сидят на трибунах и аплодируют чемпионам, которые перехватили у них инициативу, оттеснили их и монополизировали спорт, используя в своих (коммерческих — А. Я.) интересах возможность, предоставленные им массами... Творцам жизни не пристало следить за тем, как актеры на сцене изображают жизнь».

Опять спросите: какая связь с предметом наших рассуждений? — Еще более прямая: отнимая у масс оздоровительную, личную физкультуру, всемирное управление привязывает массы к продолжению телевизора — к амфитеатрам стадионов и собственно к телеэкрану, транслирующему шоу профспорта. А это весомый «вклад» во все усиливающееся потребительство, которое, в свою очередь, отвращает человека от творческого, аналогового мышления и трансформирует его в утилитарное, компьютерно-цифровое.

Но, вне всякого сомнения, главную роль в оцифровывании человейника играет компьютер и глобальные телекоммуникационные сети, то есть Интернет. Здесь пояснений не требуется. А всемирное управление здесь наиболее четко сорганизовано: а) беспощадная реклама в СМИ; б) поддержка «невидимым фронтом» транснациональных корпораций, все более и более наращивающих через «мастерские мира» (Китай, Филиппины, Тайвань, Таиланд и пр.) тиражирование всех этих компьютерных и телекоммуникационных причиндалов; в) поддержание и развитие сети Интернет; г) действенность основного торгового закона капитализма: навязывание избыточно ненужных товаров; д) капсоревнование государств по скорейшему переводу всего уклада жизни населения, включая межличностное общение в виртуальный, компьютерный мир: от уплаты «жировки» за электроэнергию через компьютер до электронных, на дому, выборов всех ветвей власти.

... Но главное — это идиотизация и сокращение населения. К этому мы вернемся в заключении настоящей темы.

Но во всемирном управлении, по всей видимости, еще до конца не отработаны механизмы оцифровывания художественного творчества, литературы в первую очередь. Вот мы и дошли до интересующего нас примера. Однако в реальности такие «проводки» мы наблюдаем. Начнем с почти анекдотичного примера наивного оцифровывания, играющего на тщеславии слабосильных литераторов, граничащем с mania grandiose. Один мой знакомый, так скажем,— писатель, сочинивший и издавший (деньги водились) четырехтомную — как он ее с гордостью именует — эпопею, при встречах поднимает одну и ту же тему: доказывает, что объем его «эпопеи» на 1,28 авторских листа превышает четырехтомную же «Войну и мир» нашего великого земляка*. При этом он, чистый гуманитарий, в уме перемножает четырех и пятизначные цифры, оперируя числом строк и букв в строке в его творении под названием «Я и Вселенная» в избранном им для сравнения конкретном издании «Войны и мира». Переведя, также в уме, содержание обоих творений в миллионные цифры итогового числа букв и пробелов, делает вычитание, результат которого переводит обратно в посрамляющий Льва Николаевича результат...

Смешно? Но именно дичайшая зависть — один против всех - подавляющего числа современных сочинителей производит в их головах затягивание творческой доминанты в «цифирь»: на сколько у меня больше издано книг нежели у литератора N., сколько «мелкопоместных» премий, лауреатств и благодарственных грамот от ЖЭУ № 14 у него и у того N. Чем же тогда отличается такой писатель от рядового торговца бананами? — Да ничем. Только бананы покупают, а книги современных сочинителей... увы!

Исчезло понятие творческого авторитета, художественного образования и самообразования, провинциальные отделения писательских союзов сведены к полному ничтожеству, а в столице «литературные генералы», поделившись, как в детской игре на наших и не наших, яростно, с судами и почти мордобитиями все делят и делят крохотные остатки собственности бывшего Союза писателей СССР. Какое здесь творчество — сплошной утилитаризм! А каковы писатели, таковы и создаваемые ими герои нашего времени...

Для чего нужно оцифровывание? Полагая, что здесь речь идет в первую очередь о литературе, ответим однозначно: глобализму, как историческому процессу. Собственно художественная литература не нужна по определению, как антитеза преобладающему утилитарному мышлению. Для остатков потребности в самовыражении будет допущена только компьютерная литература — в смысле определенной выше. Все это происходит у нас на глазах. На Западе литературы в ее классическом понятии уже давно нет. Россия — из-за существования СССР — здесь несколько «припозднилась», но и у нас этот процесс близок к завершению.

Итак, слово, даже избыточная масса слов, остается, но при реализуемом условии функциональной неграмотности сумма этих слов дает всего лишь информационный шум.

Картина печальная, но, как уже сказано выше, пока у нас есть литература нового русского критического реализма, есть ее цели и задачи, а значит, должны быть ее герои и антигерои. Приглашая авторов и читателей «Приокских зорь» к участию в очередной, уже ставшей традицией журнала, дискуссии, мы надеемся на палитру мнений, суждений, критических возражений, а главное — ответа на вопрос вопросов: кто же он, литературный герой нашего времени.

* * *

Продолжая галерею «Тула — город оружейников», помещаем на 2-й и 3-й стороны обложки фото-коллажи знаменитых тульских оружейников второй половины XX — начала XXI вв., создававших свое непревзойденное оружие в ордена Ленина, ордена Октябрьской революции, ордена Трудового Красного знамени Конструкторском бюро приборостроения (г. Тула). Считаю себе за честь, что трудился на орденоносном предприятии одновременно с А. Г. Шипуновым, В. П. Грязевым, Н. Ф. Макаровым и И. Я. Сте­чкиным.

...Истинно говорят в кругах оружейников: конструктор становится знаменитым, когда его фамилия начинается писаться с маленькой буквы; была Макаров и Стечкин — стала «макаров» и «стечкин» (пистолеты).

Алексей Яшин (Тула)