ОБРАЗЫ И ТРОПЫ ПОЭЗИИ. Игорь Лукьянов наш постоянный автор, известный русский поэт, лауреат всероссийской литературной премии «Левша» им. Н. С. Лескова.

                                               * * *

Вашу спесь заводит — не унять —

Правда строк почти что до истерик,

Что умом Россию не понять,

Что аршином общим не измерить.

Коль Россию видеть не из нор,

Не глазеть лукавою лисицей,

То какой тут может взяться спор

О четверостишии провидца...

                  * * *

Меня научило

Армейское: есть!

Всей шкурой своею

Понять — кто я есть.

И эту науку

Постиг я, когда

Зубами в снегах

Оголял провода.

Чтоб связь обеспечить...

Иль в сонмище, звезд

Шел в лютый мороз

На доверенный пост.

И там средь ангаров

Ударных стихий

Читал о весне

Мирозданью стихи.

                  * * *

И орем: вперед!

И вопим: атас!

На кону — игра

Или смертный час...

Собираться всем

Под одной трубой

Со своим путем,

Что зовем судьбой.

Не уйти в отрыв,

Не отстать от ней

До финальных дней,

Покаянных дней...

                  * * *

Как-то тоскливо,

Очень тоскливо

средь лимузинов

с гламурным отливом.

Необъяснимо

чужой для души

шорох изящный

заморских машин.

Там за кольцом

пристоличных огней

села буксуют

средь черных полей.

          РОБЕСПЬЕР

Бредил он в пустом дворцовом зале.

Мозг сжигало мировое зло.

И ревела гневом притязаний

Площадь сквозь оконное стекло.

День и ночь стучали гильотины.

К ним своих приставил палачей.

И летели в черные корзины

Головы пройдох и богачей.

Но живуче каиново племя.

В молотилке чрезвычайных мер

Тают силы и уходит время...

Что же с ними делать, Робеспьер?..

                  * * *

Осточертели умные трактаты —

Нелеп любой прогноз, любой расчет.

Судьба, как заминированный танкер

По водам неизвестности плывет.

Над головою каркают вороны...

Плевать на них.

                 Ну, а когда рванет,

Ты будешь жить

                 с душою обожженной,

Коль умереть тебе не повезет...

                  * * *

Поймалась птица,

                      и крылом

О злую проволоку била.

Кричала жалобно,

                      молила

Невиноватая ни в чем.

Ловили мы

                      щеглов, чижей,

А тут она —

                      не в том размере...

И трепыхались средь ветвей

Ее малиновые перья.

На этот крик

                     рванули вскачь

Беднягу

                      тут же отпустили.

Но этот

                      резанувший плач

Из детства —

                      до сих пор он в силе...

                   * * *

Те пацаны пятидесятых,

Как все, любили эскимо,

Но и умели восторгаться

Котовским, Щорсом и Камо*.

Героев каждый жест был дорог...

А нынче их поносят вслух

И толстопузый политолог,

И ушлый кандидат наук...

Но наш, но новый мир построим.

И к цели праведной пройдем...

Герой останется героем.

Дерьмо останется дерьмом.

                  * * *

Судьбой истрепан и изранен

Забудешься, как за вином,

Ты в этом утреннем тумане

Руси осенней за окном.

Вагон скрипит.

Гремят колеса.

Диктует волю магистраль.

Туман. Разъезды. Жизни проза.

Тысячелетняя печаль.

         КВАЗИМОДО

Собор. А над собором — стриж.

Красотка-грешница под крышей.

Ее хотел казнить Париж.

Ты не отдал ее Парижу.

В тебе любовь прошлась огнем.

Хоть и не знал такого слова,

Сравнятся ли с тобою в нем

И Дон Жуан и Казанова?

         НАПОЛЕОН

В санях субтильных

Почти что игрушечных,

В шубу закутавшись до бровей,

он убегал —

мастер выпадов пушечных,

гений прорыва чужих батарей.

Русские дали —

ни хиханьки-хаханьки...

И проносясь средь заснеженных рвов,

не понимал —

покоренная Африка

уж никогда не согреет его.