СОВРЕМЕННЫЙ РУССКИЙ РАССКАЗ. 

Марина открывала глаза.

Тревожного ощущения не было. Но что-то ее заставило проснуться, не потягиваясь и зевая, а резко сразу. Так просыпаются только охотники и разведчики. Ни с теми, ни с другими она себя не ассоциировала.

Затренькал дверной звонок.

«Вот, оказывается, в чем причина»,— подумала Марина, откидывая одеяло и вставая с кровати. Надвинув тапки и накинув халат, она поспешила к двери

— Маришь, ну ты что, еще спишь? — прямо с порога налетела на хозяйку ее подруга Марго — рыжеволосая яркая эффектная женщина средних лет.

— Ну, в общем-то... как бы это сказать... уже нет,— развела руками Марина.

— Вы посмотрите на нее — у нее выставка через 3 часа открывается, а она еще в постели валяется.

— Какая выставка?

— Твоя персональная выставка в галерее.

— Моя персональная выставка? — брови хозяйки квартиры взлетели вверх.

— Подруга, ты меня пугаешь. Еще не проснулась? Или разыгрываешь? А может вчера вина перепела?

— А мы вчера пили?

— Ну, со мной точно не пила. А там не знаю. Ты у нас женщина свободная... Я вообще удивляюсь твоему спокойствию перед таким мероприятием. Я больше нее волнуюсь. В конце концов, чья выставка сегодня открывается?!

Марина подняла руку, останавливая подругу.

— Подожди. Дай  сосредоточиться.

— Две минуты тебе,— сказала рыжеволосая, направляясь в ванную.

«Так. Что происходит?.. Я хотела поучаствовать в каком-нибудь совместном проекте с другими художниками и подготовить небольшую экспозицию своих работ... Мечтала, конечно, о своей выставке... И вот меня будят и говорят об открытии сегодня моей мечты. Ой, что-то бок сдавило. Сердце ноет. Но почему я ничего не помню? Ведь чтобы подготовить такую экспозицию нужно, как минимум месяца три.

Как я ее готовила? Когда? Такое ощущение, что из моей памяти выпало несколько месяцев. Почему я ничего не помню?

— Я отрегулировала душ,— вывела из задумчивости свою подругу Марго и, снимая с нее халат, подтолкнула ту к ванной.

— Полчаса тебе на сборы и выезжаем. Кофе пить некогда.

Через сорок минут они ехали в машине по направлению к галерее.

— Марин, а помнишь, какой ажиотаж поднялся от прошлогодней твоей персональной выставки? Особенно после того, как на ней побывали немцы и купили две твои картины?

— Да? — художница не знала, что сказать от навалившейся на нее информации.

— Газеты два месяца обсуждали эту тему. Всевозможные интервью, размышления, прогнозы...

Потом, правда, все затихло, но сейчас, кстати, интерес вновь проснулся. Газеты пестрят заголовками типа: «Что нового в творчестве Марины Ковалевой?», «Чем нас на этот раз порадует художница?», «Будет ли эта выставка сильнее прошлогодней?», «Сможет ли Марина Ковалева нас удивить в это раз?»

— Вот уж не знаю...— рассеяно проговорила Марина.

— Ты сегодня какая-то кислая. Устала? Не выспалась? Это все — нервы,— подытожила подруга.

— Наверное, ты права. Да еще что-то бок сдавило, и сердце ноет,— пожаловалась Ковалева.

— Подожди-ка,— Марго открыла свою сумочку и начала в ней рыться, вытаскивая и рассматривая какие-то таблетки в шуршащих упаковках. Наконец, она что-то нашла, переломила упаковку и протянула соседке.

— Валидол. Положи под язык и откинься на спинку. Расслабься и полежи с закрытыми глазами.

Марина так и сделала. Удобно устроилась на заднем сидении и закрыла глаза.

«Получается, что это у меня уже вторая персональная. А прошлогодняя имела успех, были хорошие отклики и даже две картины купили. Это, конечно же, радует, но почему я ничего не помню? Как в фантастических фильмах — словно мне стерли память не нескольких недель, а целого года, как оказывается.

Странно. Все это очень странно... И почему так сильно сдавило сердце?»

Машина ехала, слегка покачиваясь, и женщина незаметно как задремала.

Сквозь сон она услышала голоса.

— Ну как она? — спросил мужчина.

— Да пока нормально,— ответила женщина.— Но надо бы скорее. Пульс очень слабый, еле прослушивается. Можем не довезти.

Марина попыталась открыть глаза, но ей это не удалось.

Сквозь пелену чуть приоткрывшихся век она различила сидящих в белых халатах, услышала надрывный вой сирены и звук автомобильного сигнала.

Марина почувствовала, что ей не хватает воздуха. Стало тяжело дышать. Захотелось вздохнуть поглубже — резкая боль пронзила сердце, и она потеряла сознание.

Ковалева открыла глаза. Глотнула воздуха. Рукой схватилась за лоб — он был мокрый. Сердце бешено колотилось. Боль не пропала совсем. А ушла куда-то вглубь и превратилась в тупую, ноющую.

— Ты что? — встрепенулась Марго.

— Да чушь какая-то в голову лезет.

— Так. Чушь отставить и настроиться на рабоче-праздничную волну. Речь приготовила?

— Речь?..

— Ладно. Разберемся по ходу. Приехали.

Возле галереи толпилось человек пятьдесят.

Как только машина Марго остановилась, к ней сразу подскочили журналисты, щелкая вспышками и протягивая микрофоны и диктофоны.

Ковалева не успела еще выйти из автомобиля, а со всех сторон уже посыпались вопросы, словно горох из лопнувшего стручка:

— Какова концепция вашей новой выставки?

— Предлагали вам продать ваши картины?

— Какие ваши политические взгляды?

Марина, наверное, надолго застряла бы в этой толпе встречающих, пытаясь сосредоточиться и ответить на все вопросы, но ее спасла подруга. Подхватив под руки растерявшуюся художницу, и расточая свои лучезарные улыбки, она силой утащила ту от раскрывшихся пастей акул пера.

Открытие выставки прошло успешно. Народу было много и люди все прибывали и прибывали.

Здесь находился весь цвет города: поэты, писатели, художники, певицы, режиссеры, депутаты, представители администрации. А кроме того по залам бродили студенты художественных училищ, школьники, пенсионеры...

Все поздравляли с успехом, говорили речи, дарили букеты цветов.

Марина ходила по залу, перемещаясь от  полотна к полотну, и сама с интересом рассматривала работы, словно была на какой-то чужой экспозиции. Многие картины она прекрасно помнила, даже, как и когда их создавала. Но были и такие творения, которые она не узнавала, хотя своеобразный  росчерк ее подписи стоял в  правом нижнем углу этих работ.

«Странно. Когда я все это успела создать? Необъяснимая загадка... И почему так кружится голова и сдавило сердце? Права Марго — это нервы. Пока первая волна улеглась надо присесть отдохнуть».

Ковалева присела в кресло, стоящее в углу возле окна, облокотилась на подлокотник и прикрыла глаза рукой.

— Поспешите. Мы ее теряем,— услышала она тотчас.

Марина разлепила веки. Взгляд уперся в белый туман. Перед глазами с определенным постоянством мелькали светящиеся длинные плафоны. Ее куда-то везли. Она лежала на чем-то твердом.

«Как в больнице»,— подумалось непроизвольно.

— Скорее во вторую операционную! — крикнул мужчина.

«Где я? Что со мной? Или это не со мной все происходит?.. Ну, конечно, не со мной! Это — сон. Всего лишь — сон. Пусть какой-то странный, но все же — сон. У меня же персональная выставка. Нужно многое успеть сделать. Некогда здесь лежать... надо вставать. Идти... Но почему я не могу пошевелиться?.. Грудь сдавило словно металлическим обручем. Тяжело дышать. Сердце бьется не ритмично, с какими-то провалами, и кажется, как будто скрипит, словно старая калитка... О чем это я?.. Какая калитка?.. Разве сердце может скрипеть? Бред какой-то... И еще эти плафоны, мелькающие перед глазами. Я их вижу уже целую вечность. Куда меня везут?»

— Потерпевшая приходит в себя. Сделайте ей еще один укол,— мужской голос говорил быстро.— И срочно на операционный стол.

Перед глазами Ковалевой все поплыло куда-то. Она сомкнула веки и почувствовала, что ее трясут за плечо.

Раскрыв глаза, Марина уперлась взглядом в лицо подруги.

— Марин, ты что, уснула?

— А где врачи? Операция уже закончилась?

— Тебе плохо? Вызвать скорую? — забеспокоилась Марго.— Подожди, какая операция? Ты имеешь в виду — выставка?

Ковалева посмотрела на себя, сидящую в кресле, подвигала руками и встала.

— Нет-нет. Все в порядке. Не надо скорую. Просто пригрезилась ерунда, какая-то.

— Я тебе говорила, что ты устала и тебе надо отдохнуть. Но только не сейчас — чуть позже. А сейчас тебя ждут двое голландцев из музейного общества. Хотят предложить тебе организовать выставку твоих работ в Голландии в конце года. Не вижу радости в твоих глазах.

— Я рада.

— Ну, тогда не будем заставлять их ждать.

Иностранцы довольно сносно говорили по-русски, поэтому переговоры прошли успешно, и была достигнута предварительная договоренность о предстоящей выставке за границей.

— Ну, вот видишь, как все удачно складывается,— радовалась за подругу Марго.— Эта выставка только началась, а тебе уже предлагают следующую готовить.

— Иванова, я в растерянности...

— Иванова? Фи! Что за проза? — обиделась женщина.— Я — Марго. Мы же с тобой договаривались.

— Ладно-ладно. Я хотела сказать, что со мною происходит что-то странное у меня какие-то провалы  в памяти. Не помню, как готовила эту экспозицию. Не помню, что было вчера.

— Вчера ты со своим Андреем уехала в ресторан. А где на самом деле пропадала, я не знаю.

— Стоп! С каким Андреем?

— Марин, ты наркотики,  случайно, не употребляешь?

— Нет, конечно! Что я —  дура. С чего ты взяла?

— Просто многие люди проходят огонь и воду, а вот медные трубы не всем удается преодолеть. И на пике своей популярности или только еще на взлете от эйфории начинают спиваться или пробуют наркотики. Губят свой талант и в итоге пропадают.

Год назад от тебя ушел муж. Ты говорила, что мало времени ему уделяла. Все работала, готовила выставку. За собой не очень-то и следила. Вот он и ушел к молодой.

— Да, я помню, Володька меня бросил.

— Уже хорошо. Хоть какие-то сдвиги. Память возвращается. На предыдущей выставке ты и познакомилась с Андреем. Он стал почитателем твоего творчества. Ты с ним подружилась. Это твой — мужчина.

— Где он работает?

— Это, конечно, не крупный бизнесмен. Не магнат нефтяной или газовой отрасли. Но довольно-таки успешный предприниматель, занимающийся строительством.

Живет один в трехкомнатной квартире в центре. Жена у него умерла несколько лет назад, детей у них не было.

— И как мы с ним?

— Тебе, конечно, виднее, но, по-моему, дело движется к свадьбе,— загадочно улыбнулась Иванова и добавила:

— Я тебе честно скажу, Марин, если бы он на тебя не запал, я бы его не упустила.

— Что, так хорош?

— Мечта незамужних женщин. Да вот он, кстати, и сам спешит засвидетельствовать тебе свое почтение.

По залу широкими уверенными шагами не то чтобы шел, а именно шествовал красивый высокий мужчина в сером костюме, белой рубашке и галстуке. В руках он держал большой букет чайных роз.

— Здравствуйте, девушки! — поздоровался Андрей с подругами и, протягивая цветы Марине, произнес:

— Поздравляю с открытием выставки.

Он поцеловал Ковалеву в щеку и сказал, что хочет побродить, посмотреть картины.

— Завидую я тебе, Маринка,— грустно произнесла Марго.— И выставки получаются, и картины у тебя покупают, и журналисты вниманием не обходят, и критики благосклонны. И хоть тебя и бросил муж, но появился Андрей, а это гораздо лучше. А теперь еще и заграницу зовут.

— Не расстраивайся, Марго. И у тебя все получится. Надо верить в свои силы. Настроиться и очень сильно этого хотеть.

Ковалева задумалась.

«А ведь подруга права. Все складывается замечательно. Сколько она об этом мечтала. Сколько было бессонных ночей... И вот, пожалуйста, все уже происходит в действительности. Но почему-то радости нет, и очень сильно сдавило сердце...»

— Подключайте ее к аппарату искусственного дыхания.

Женщина открыла глаза.

Вокруг нее суетились люди в синих и зеленых халатах.

— Пульс слабеет. Прерывистый,— произнес женский голос.

— Удивительно, как она вообще живой осталась после такой аварии,— проговорил мужчина.— У нее сломан позвоночник, ребра, и обе ноги, пробито легкое и голова, разорвана селезенка. Жаль, красивая женщина... Но если выживет — останется парализованной и до конца дней своих будет прикована к постели.

«Это, что, все про меня сказали? Опять этот кошмарный сон. Почему он меня преследует? Или это не сон? Я что-то упустила. Что-то важное... Надо вспомнить... Меня бросил муж. На работе все не заладилось. Я никак не могла подготовить свои работы для выставки. Картин было мало. Новые никак не удавалось написать. Идеи-то были, но этого мало. Вдохновение не посещало. Настроение в последнее время держалось отвратительное. Даже выпивать начала в одиночестве...

Я поехала на дачу, чтобы от всего отрешиться, подышать свежим воздухом, успокоиться и, обдумав сложившуюся ситуацию, прийти к какому-нибудь решению.

Начался сильный дождь. Из-за очередного поворота помню яркую вспышку фар несущегося навстречу какого-то грузовика. Этого оказалось достаточно, чтобы меня ослепить. Вдавила педаль тормоза и крутанула руль вправо. Но грузовик, наверно,  занесло на мокром асфальте. До сих пор в ушах стоит грохот удара и скрежет металла. Вижу разбившиеся стекла и деформацию кузова. Не большое ощущение полета — все мелькает перед глазами, словно я — в детстве катаюсь на карусели... Глухой удар, резкая боль в груди, ногах и что-то липкое заливает глаза, то ли пот, то ли кровь... Я вспомнила. Значит — это действительность. А как же мои выставка, голландцы, Андрей... Я все это хотела, и мозг смоделировал мою мечту... Там я — успешный художник. Много работаю. Меня посещает вдохновение... Есть Андрей... А здесь — я одинокая, никому не нужная калека со сломанным позвоночником...

Не хочу сюда возвращаться! Хочу в тот мир, где тебя ждут, любят и радуются моим успехам! Пусть будет там действительность. А это — окажется сном. У меня только-только все начало получаться. Это не справедливо!

Нет! Нет! Не надо! Оставьте меня там!..»

— Остановка сердца! — крикнула женщина.— Быстрее электрический разряд!

— На мой взгляд, очень хорошая выставка получилась,— вывел из задумчивости Марину, подошедший к ней Андрей.— Такая вся яркая, светлая, лучезарная. Особенно из серии «Пробуждение». Весна. Растаявший снег. Все только начинает появляться, распускаться, зеленеть... В каплях, висящих на деревьях, переливы солнечного света. Воробьи, купающиеся в лужах...

— Я очень рада, что тебе понравилось,— ответила Ковалева.— А что тебе не понравилось?

— Выставка называется «Начало жизни». А одна из серий — «Пробуждение». Я бы всю выставку назвал «Пробуждение». Ведь зимой жизнь не исчезает совсем,  просто видоизменяется. Засыпает. И с приходом весны не зарождается заново, а просто просыпается и продолжается дальше. Так что, на мой взгляд, название всей экспозиции «Пробуждение» было бы более правильным и интересным.

— Спасибо. Учту твои замечания. Ну, что на сегодня будем заканчивать. Поедем.

— В ресторан? Отпразднуем это событие?

— Можно и в ресторан. Я проголодалась.

— Тогда собирайся.

— Я быстро.

— Готовы? — спросил мужской голос.— Разряд...

Прибор надрывно выдавал высокую ноту

— Повторяем! Еще разряд... Увеличьте напряжение! Разряд!..

«Нет! Не надо! Оставьте меня в покое! Вы не понимаете! Там моя жизнь! Стойте!»

— Сделайте максимум. Пробуем последний раз...

Ничего не произошло. Прибор так и продолжал пищать противно, словно комар.

Врач сорвал с лица повязку. Достал сигарету и чиркнул зажигалкой.

— Николай Степанович, здесь же нельзя курить,— взволнованно произнесла молоденькая медсестра.— Ой, а вы же никогда не курили.

— Я знаю, Лариса. Да я и не курю,— мужчина сделал одну затяжку, погасил сигарету и бросил в металлический бачок.— Я — врач с пятнадцатилетним стажем, но до сих пор никак не могу привыкнуть, когда люди умирают на операционном столе.

— Но в этом нет вашей вины. Вы сделали все, что могли. Тем более она была с такими страшными увечьями после аварии.

— Да, наверное, ты права. Зафиксируй время смерти,— врач посмотрел на часы.— 19 часов 19 минут. Надо же — счастливое число. Мы в детстве так играли. Смотрели номера проезжающих машин один слева, другой справа. И если сумма первых двух цифр совпадала с суммой последних цифр — число считалось счастливым. Кто больше набрал — тот выиграл.

— Так ведь машины с трехзначными номерами? — удивилась медсестра.

— Это сейчас, а в моем детстве все машины имели на номерах по четыре цифры.

— Смотрите, потерпевшая улыбается.

Женщина лежала на столе с закрытыми глазами. Но уголки рта растянулись в разные стороны, и было действительно, похоже, как будто она улыбается.

— Счастливое число,— повторил Николай Степанович.— Она яростно сопротивлялась, пока мы ее пытались реанимировать. Создавалось такое ощущение, что эта женщина боролась не за жизнь, а наоборот... Она прекрасно понимала, что ее ждет. Какая это жизнь с поломанным позвоночником... Похоже, она добилась своего. Успокоилась. Улыбка тому подтверждение.

— Николай Степанович, а вы думаете, что потом наша жизнь продолжается, только переходит в другую форму?

— Не знаю, Лариса. Но надеюсь, что нашей пациентке там гораздо лучше, чем здесь, раз она улыбается...

— Я тебя обыскался,— открывая дверь кабинета и просовывая голову внутрь, проговорил Андрей, увидев Ковалеву, сидящую за столом в задумчивости.— Ушла и пропала. Подумал, что что-то случилось. Меня Марго предупредила, что ты себя сегодня странно ведешь. И это — от перенапряжения и усталости накопившейся за эти месяцы подготовительных работ. И как бы ни случился нервный срыв.

— Нет-нет, все в порядке. Теперь уж я точно знаю, что в полном порядке. Просто я обдумывала свои новые идеи, которые мне надо успеть воплотить до конца года для выставки в Голландии.

— Марин, может мы, не поедем в ресторан, а сразу домой — отдыхать?

— Ты, что хочешь оставить голодной молодую симпатичную женщину? Тем более что я не ела целый день. Это, во-первых. А во-вторых, мы обязательно поедем в ресторан и будем отмечать Пробуждение!

Сергей  Крестьянкин (г. Тула)