К 70-ЛЕТИЮ ПОБЕДЫ СССР НАД ГЕРМАНИЕЙ, ЕЕ СОЮЗНИКАМИ И САТЕЛЛИТАМИ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ. Юрий Клеванец (г. Осиповичи, Белоруссия) - родился в 1964 году в городе Красноярск-26. Окончил школу в г. Осиповичи, МАИ в 1987 году, литературной деятельностью занимаюсь с 1994 года, с 2004 года — в «Полоцкой Ветви», секретарь секции критики.

ВВЕРХ ПО СВИСЛОЧИ

Стою с велосипедом перед школой в Тальке, отмахиваюсь от комаров, жду своих попутчиков. Еще неделю назад мы договаривались с Н. В. Ильинич, учительницей и руководителем кружка краеведения провести поход вверх по Свислочи: Талька —Теребуты — Орешковичи — Блужский Бор — Болочанка. Наша цель — найти и, по возможности, обследовать археологические памятники, которых, судя по литературе, в этой местности немало. Вообще памятники у нас, как говорят киношники, «уходящая натура». Прочтешь в каком-нибудь «Зборы помнiкаў» о чем-то, пойдешь на место и узнаешь: то снесли, это раскопали, там разрушили. Большинство всех «Збораў» и «Археологических карт» уже в значительной мере обесценены, так как не несут достоверной информации.
Светит солнышко, однако день прохладный: уже не первый год природа отыгры-вается за теплые зимы летними похолоданиями. Жду-пожду.
Первой появляется учительница с дочкой, за ней по одному — парочка заспан-ных юных краеведов: вчера была обычная субботняя дискотека, дотанцевались. Вы-ясняется, что больше никого не будет. В путь!
За пыльным, продуваемым ветром переездом сворачиваем направо: где-то там, ближе к берегу Тали, есть курганы. Школьным краеведам все это хорошо известно, они для меня — гиды.
От тальковских курганов остался неприметный холмик на одном из огородов. Едем дальше. На полпути к Теребутам еще одна остановка, еще один курган слева от дороги.
Местность называется зоной отдыха. В лесу то здесь, то там мелькают заборчи-ки детского лагеря. На чистом месте, над старыми, как бы присыпанными пылью хатами деревни Теребуты высится красивый издали корпус какого-то санатория. Сворачиваем направо.
Оказывается, комплекс для отдыхающих построен как раз на площадке горо-дища Теребуты. Все место выровнено бульдозером и засыпано мелким шлаком из котельной. От городища осталась только часть западного вала. Минут 40 тратим в тщетных попытках найти хоть какой-нибудь черепок. «У 80-я гады на прыгожым высокiм беразе Свiслачы на гарадзiшчы была пабудавана турбаза «Ветразь». Хто будаваў, хто даваў дазвол на разбурэнне археалагiчнага помнiка—невукi цi злачынцы? За гэтыя гады некалькi разоў памянялiся гаспадары будынiны, ды нiхто не можа даць ей рады: нерэнтабельнай аказалася гэтая установа. Сення тут лячэбнiца для алкаголiкау i наркаманау. Цi надоуга? А можа, лес гэтага будынка есць нам знак ад продкаў: разбураючы памяць, не створыш нiчога вартага, як не пнiся»,— Н. В. Ильинич, «Талька i наваколлi».
Вновь возвращаемся на шоссе. Перекатываемся по мосту через Свислочь, здесь уже деревня Орешковичи. На развилке улиц еще одна остановка: здесь живет девоч-ка, активистка краеведческого кружка, надо и ее взять с собой.
Постояли, подождали, а потом — поехали себе восвояси: девочка так затанцева-лась на вчерашней дискотеке, что не могла встать. За селом дорога превращается в пыльный проселок. Миновали деревеньку Леоновку. Въехали в лес.
К сожалению, весь наш краеведческий улов на левом берегу Свислочи до сих пор — это одно название лесного урочища — «Купалы». Поскольку зацепиться больше не за что, на ходу обсуждаем с тальковскими краеведами возможные вариан-ты происхождения этого названия. На подъезде к Блужскому Бору согласно «Архео-логической карте» должна быть курганная группа и городище. Лес становится реже, уже идут небольшие поля, пора спешиваться, пускаться на поиски.
Странно. Памятников нет. Юные краеведы по пояс мокрые от невысохшей росы, обувь облеплена рыхлой и влажной землей. На поле вроде бы растет свекла, но что-бы об этом догадаться, надо хорошо всматриваться, настолько оно заросло сорняка-ми. Мне-то хорошо, я в сапогах.
После небольшого совещания решаем ехать в деревню, спросить у тамошних жи-телей.
В первом дворе слева от дороги, за высоким забором стучат топоры, лают соба-ки. За углом забора стоят две иномарки. Плохой признак: это значит, что здесь живут какие-нибудь дачники, которые, конечно же, ничего не знают. Надо бы пойти поискать кого-то еще, да слишком уж призывен шум за высоким забором и слишком безжизнен пейзаж вокруг. А может быть, мы просто устали. Стучим в калитку.
Двор на самом деле принадлежит дачнику, но зато у него работают два мужика из деревни (это они стучали топорами). Выясняется, что курган на поле действитель-но был, «курган и памятник» (какой еще памятник?), но насыпь разровняли бульдо-зером по указке колхозного бригадира, «а памятник стоит — вы посмотрите, мы его под дерево перенесли, вы не сомневайтесь, он целый!» Оказывается, во времена кол-хозного строя наши собеседники были механизаторами и лично боролись за высокие урожаи с исторических полей.
Недалеко от кургана когда-то видели и кольцевой вал в лесу, ближе к реке.
Спрашиваем: есть ли в деревне старые люди, которые могли бы что-нибудь рас-сказать о прошлом здешних мест? Нам отвечают, что на другом конце Блужского Бора живет старая баба Соня, которая родилась и всю жизнь прожила в этой де-ревне, кроме нее разговаривать больше здесь не с кем.
После краткого обсуждения услышанного решаем вернуться, найти-таки горо-дище и узнать — что это за памятник, который можно носить туда-сюда. Теперь, свернув на поле, не разбредаемся по бурьянам и крапивам, а дружно идем к ближай-шему из растущих там дубов. Действительно, к стволу прислонена широкая доска, на которой надпись о том, что перед нами — курганная группа, памятник истории, охраняется государством. И смех, и грех.
Теперь идем искать городище. Выходим к реке и цепочкой двигаемся вдоль бере-га. Натыкаемся на холмик с плоско срезанной вершиной, пытаемся поковырять его тяпкой. Ничего не находим, но замечаем, что цвет земли сверху небольшого плато намного темнее, чем обыкновенная подзолистая почва рядом в лесу. Опять неболь-шой совет. Решение — пройти дальше вниз по течению, принятое не без некоторых колебаний.
Еще метров сто вдоль берега — и вот оно, краеведческое счастье. Два неглубо-ких ровика, два невысоких валика, площадка в виде полумесяца, посередине—довольно большая яма. Культурный слой есть, но очень тонкий, много обыкновенно-го строительного мусора последних десятилетий. Нашли несколько маленьких че-репков культуры штрихованной керамики, обмеряли и зарисовали городище. Река, по-видимому, долго размывала площадку, из-за того и тонок культурный слой (по-стройки на городищах «штриховиков» располагались, как правило, по краю площад-ки, сейчас, стало быть, сохранился только центр). Потом, уже вернувшись в Блуж-ский Бор, выяснили, как появилась яма на городище: во время войны там вырыли землянку, в которой крестьяне прятали всякие припасы для партизан, чтобы те не ходили за ними в деревню. Строительный мусор на городище — тоже, надо полагать, результат постройки, а затем — и разрушения землянки.
Возвращаемся в деревню. За большим двором с собаками и иномарками, где мы спрашивали дорогу — обширный пустырь, заросли вишенника, несколько заколо-ченных домов. Попадаются и обжитые хаты с разноцветными машинами перед воро-тами. Видимо, хозяева их бывают здесь наездами на выходные. Опять заколоченные дома, заросшие бурьяном дворы.
Подходим наконец ко двору бабушки Софьи.
Наталья Ильинич пошла в хату. Я и юные краеведы рассаживаемся на лавочке перед калиткой.
Женщины приходят, учительница заводит разговор об общих знакомых, об ого-родных делах, о большой липе, что растет во дворе. Липу, оказывается, посадил отец нашей собеседницы, когда она родилась. А теперь и хозяйка старая, и липа — тоже. Живет она с сыном, сын работал в Пуховичах шофером, а теперь — безработный.
При этих словах появляется и сам сынок. Это высокий поджарый розовощекий блондин лет эдак за сорок с пшеничными усами, в джинсах и ковбойке. То ли ки-ношный шериф из Техаса, то ли белорусский Яська. Только этот шериф не побивает всяких плохих парней, этот Яська не косит «канюшыну». Согнувшись и вытянув шею по-журавлиному, он с дурашливой улыбкой рассматривает всех, сидящих на низенькой скамейке. Яська пьян, ему весело. Смутившаяся мать требует от него сде-лать что-то по дому. Яська выпрямляется, засовывает руки в карманы, уходит.
Снова течет тягучий женский разговор. Я смотрю в небо, мне неинтересно. Уже понятно, что кроме известного нам названия «Купалы» бабушка ничего не знает. Вся история для нее, как для многих белорусов старшего возраста — это история минув-шей войны. Постепенно отдельные, не связанные друг с другом фразы превращаются в последовательный рассказ. Ну что ж, война — значит война. Я начинаю слушать и понемногу записывать.

РАССКАЗ СОФЬИ ПАВЛОВНЫ ЯСКЕВИЧ

Вся эта часть Пуховичского района, удаленная от больших дорог, была партизанской. Партизаны часто появлялись в деревне, ели, отсыпались, собирали дань и уходили.
Утром 2 мая 1942 года в Блужский Бор пришли каратели. Из-за того, что их вел какой-то мужик из местных (старуха не сказала кто), немцев никто не заметил. Кроме того, немцы были не на машинах, как это обычно бывало, а шли пешком. Среди их отряда были подводы.
Крик «Немцы!» раздался уже тогда, когда каратели подходили к деревне.
Как раз в это время в одной из крайних хат ночевали два партизана. Их разбуди-ли, они кинулись бежать к лесу. Лес в то время был далеко от деревни, это сейчас она, а фактически — ее остатки стоят почти в лесу. Каратели заметили бегущих, начали стрелять, убили обоих — сначала одного, а потом — второго.
Затем немцы вошли в деревню, окружили дом, из которого побежали партизаны, перебили там всех, а дом подожгли. Подожгли и дома соседей. Потом окружили всю деревню и начали сгонять людей к горящим домам.
На том конце села, что ближе к Орешковичам, жили потомки шляхты с польски-ми фамилиями. В одной из этих хат проживал какой-то местный авторитет с двумя уже большими дочками-паненками. Обе дочки учились в институтах до войны, но закончить не успели. При первых выстрелах паненки хотели бежать в лес, однако отец приказал им прятаться в землянку, которую он вырыл во дворе. Туда же спрята-лась и соседка — деревенская учительница с маленьким сыном.
Немцы быстро нашли в пустом дворе землянку, открыли лаз и стали кричать: «Вылезай!» Вылез сперва отец и начал им по-польски объяснять, что здесь граждан-ские люди. Немцев объяснение не убедило, они зарезали авторитета тесаком, а в зем-лянку кинули гранату. Взрывом убило маленького сына учительницы, одну паненку ранило в бедро, другой оторвало обе ступни. Немцы выволокли двух женщин из зем-лянки и погнали в общую толпу. Учительница шла с мертвым ребенком на руках. Вторая зажимала юбкой рану. Безногая паненка после того, как немцы ушли, вылезла из землянки и заползла домой, заливая кровью все вокруг. Ей удалось выжить.
Толпу людей перед горящими домами каратели держали с поднятыми руками несколько часов. Перед людьми установили три пулемета. «Один большой, похожий на «Максима», а два маленьких»,— вспоминает рассказчица. Она тоже стояла, как все. Одна маленькая девочка устала стоять подняв руки и опустила их. Подошел немец и убил девочку прикладом. В деревне дико ревела скотина.
Все это время немцы грабили пустые хаты, наполняли свои подводы. Потом вы-вели из толпы всех мужиков — от мальчиков до стариков, построили и погнали перед собой в Лапичи.
Пулеметы убрали, бабы разбежались по хатам.
Один какой-то немец нагрузил чей-то велосипед пилами и топорами с крестьян-ских дворов. Старуха до сих пор недоумевает —зачем ему столько пил и топоров? Он поджег дом старой бабы, которая была соседкой рассказчицы, перешел с громыхающим от навешенного железа велосипедом через улицу и там поджег еще один дом. Все это время бабы кричали ему из-за заборов: уходи, уходи, видишь: твои уже уходят!
Пока немец таскался с велосипедом, пилами и топорами, той бабе, чью хату он поджег первой, удалось затушить огонь. Тогда немец вернулся, еще раз поджег ее дом и только потом пошел догонять свой обоз.
Мужиков из Блужского Бора немцы два дня продержали в Лапичах в амбаре, по-ка один из местных полицаев не написал ручательство, что среди этих людей нет тех, кто связан с партизанами. Тогда часть захваченных отпустили домой, а остав-шихся угнали в Германию. Рассказчице не повезло: ее отца угнали в Германию, где он и умер. Сама старуха, а тогда еще тринадцатилетняя девочка, осталась жить с мачехой. Мачехина сестра работала в Тальке на станции и потихоньку там воровала непонятно, каким промыслом оказавшийся на складе лавровый лист. Девочка Соня должна была перетаскивать добычу в свою деревню, где они с мачехой фасовали ее в пакетики и кулечки. Потом, груженая пакетиками, Соня топала на базар в Пуховичи и обменивала их у тамошних немцев на соль. Соль у мачехи по ночам забирали партизаны.
Старуха, рассказав это, искательно улыбается: вы люди городские, все знаете, что и как — нельзя ли там, в городе, узнать — может, мне пенсию добавят? Ведь до-бавляют же некоторым, кто партизанам помогал.
Ну что ж, может быть, эта статья в чем-то поможет вам, Софья Павловна и будет маленьким памятником тем, кто был убит в деревне Блужский Бор.

БОЙ ЗА ОДЕРОМ, ИЛИ ЕЩЕ ОБ «ОКОПНОЙ ПРАВДЕ»
ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ.

9 мая 2006 года ушел из жизни ветеран Великой Отечественной войны, почетный гражданин города Осиповичи Алексей Федорович Живов. В марте 2006 года Алексей Федо-рович передал автору этих строк свой архив. На основании документов ветерана, его записей и устных воспоминаний мною подготовлен очерк, который я посвящаю памяти А. Ф. Живова и всех, кто отдал свои жизни за ту ве-ликую победу.

1. Подготовка атаки

19 января 1945 года в составе наступающих советских частей 124-й отдельный Любанский танковый полк под командованием полковника Киселева перешел грани-цу Германии, а 23 января, пройдя с боями пятьдесят километров, танкисты вышли к реке Одер. Экипажи уже знали, что передовые подразделения захватили на западном берегу реки плацдарм, и их полку предстоит прорыв обороны немцев с этого плацдарма. Однако из-за больших потерь полк был небоеспособен. Ночью 24 января танкисты получили приказ выйти из боя и сосредоточиться в городе Бернштадт для восстановления материальной части и пополнения. Самостоятельно в Бернштадт приехали только четыре танка, из них лишь один совсем не имел повреждений.
В течение недели ремонтные подразделения свозили в город оставленные по до-роге подорванные на минах и подбитые артиллерийским огнем машины, и к 7-му февраля в полку насчитывалось уже 11 полностью боеспособных танков (то есть одна полноценная рота плюс командирский танк). Экипажи также получили пополнения. В ночь на 7/8 февраля полк совершил еще один марш к городу Валау, где была только что построена переправа через Одер.
С рассветом на мост двинулась 2-я рота под командованием капитана Юрченко (она считалась самой боеспособной, так как понесла наименьшие потери в людях, именно ей и отдали восстановленную матчасть). Однако противник очень быстро обнаружил переправу, и даже головному танку ротного пришлось идти через реку под сплошным обстрелом. За командирским танком на плацдарм переправился взвод старшего лейтенанта Живова. За последней машиной этого взвода произошло попадание по настилу моста, движение взводов старшего лейтенанта Рыбина и старшего лейтенанта Гончарова было остановлено. С берега к разбитым участкам моста бегом бросились саперы, а танки отошли в лесок, чтобы не быть мишенью для немецких артиллеристов.
Вскоре настил был отремонтирован, комендант моста просигналил флажками «Заводи!»
Танки вновь пошли на плацдарм. Капитан вывел свою роту в лес примерно в 2-х километрах от передовых окопов. Экипажи получили приказ копать капониры, а командиры роты и взводов были собраны на НП передового стрелкового батальона для рекогносцировки переднего края противника. Там их встретили «Батя» — полковник Киселев и помощник начальника штаба по разведке старший лейтенант Фортальнов. Вместе с пехотными командирами офицеры-танкисты наметили ориентиры и колонные пути выхода танков к переднему краю обороны, проходы через окопы советской пехоты, по возможности, изучили оборону противника и расположение его огневых точек. Затем командиры танковых взводов вернулись к своим экипажам. Противник вел плотный огонь по плацдарму, поэтому перемещаться по нему можно было только по-пластунски или короткими пере-бежками.
Правее сосредоточения полка был укрепленный пункт немцев — деревня Юртч. Танкистам была поставлена задача: совместно с пехотой (части 12393 пехотного полка и 373 пехотной дивизии) прорвать оборону в районе деревни и в дальнейшем наступать на деревню Зигендорф. Вторая рота в составе 7 танков (взвод Живова и взвод Гончарова плюс командирская машина) и представляла собой ударную группу. Третий взвод старшего лейтенанта Рыбина командир полка оставил в резерве.
«Надо сказать,— вспоминал через много лет Алексей Федорович Живов,— что экипажи у нас были бывалые, опытные, обстрелянные, что называется — сколочен-ные». В перерывах между боями они постоянно тренировались на устранение неис-правностей, могущих случиться в бою. Полковник Киселев и непосредственный ко-мандир капитан Юрченко всячески поддерживали, например, соревнования между экипажами — кто быстрее разберет и соберет пулемет или затвор пушки. Соревнова-лись (даже и с завязанными глазами) и командиры танков, и командиры орудий, и заряжающие. В победителях чаще всего оказывались старший лейтенант Петр Гон-чаров и командир орудия старший сержант Петр Котлов из экипажа Юрченко. Да и в остальном Гончаров и Котлов были примером для прочих танкистов»,— заключает Алексей Федорович.
Оставшуюся часть дня экипажи провели в подготовке к предстоящему прорыву. Так, в танке Живова командир орудия Шишкин (он был старший в экипаже, все его называли Егор Иванович) много раз осматривал и проверял приводы поворота баш-ни и подъема орудия, клеммы и крепление проводов электроспуска пушки, регулировку тросов механического спуска пушки и спаренного пулемета.
Механик-водитель сержант Бутенко занимался осмотром тяг управления (все ли шплинты в наличии), проверял переключение скоростей, электропроводку от акку-муляторов. Заряжающий сержант Погудин укладывал снаряды так, чтобы их ловчее было брать при заряжании, протирал снаряды от ненужной теперь смазки (а иначе масло может пригореть при выстреле, и тогда гильзу не выбросит из ствола — при-дется применять экстрактор). Точно так же чистились, смазывались, подтягивали гайки и контровку и другие экипажи. К вечеру ротный зампотех старший лейтенант Седун и механик-регулировщик Евдокимов принимали каждую машину на готов-ность к бою.
Сами танкисты тоже почистились, побрились и даже подшили свежие подворот-нички.
Рано утром ротный старшина поднял экипажи и начал раздачу завтрака.
Надо сказать, что пищу от каждого танка было принято получать двум челове-кам — только у них были для этого котелки. Ели танкисты по двое из одного котелка. В экипаже Живова котелками заведовали Шишкин и Бутенко, командир ел с Шишкиным, а механик-водитель — с заряжающим. Как всегда перед боем, на этот раз была выдана усиленная порция (овсяная каша с мясом), да еще и заряжающему старшина выдал сухой паек.
Автор этих строк в разговоре с А. Ф. Живовым поинтересовался, как ветеран оценивает кормежку бойцов. В 124-м танковом полку еды было вдоволь (за исклю-чением времени пребывания на Ленинградском фронте зимой 1941—42 гг.— там голодали все), и она была, по возможности, разнообразной. Командир Киселев лично следил за питанием подчиненных, и повара были опытные и старательные. Во всяком случае, непременный персонаж солдатского фольклора, кашу под названием «шрапнель» ветеран не припоминает.
...Заряжающий за завтраком выглядел хмуро. Командир орудия (который Егор Иванович) посмотрел на него и говорит: «Что задумался, Володя, черпай со дна, где гуще, неизвестно еще, когда Шимчук (это старшина) нам горяченького привезет! Эх, неплохо было бы нам пообедать из кухни Гудериана!» — «Я бы согласился не обе-дать, но только бы поужинать там,» — улыбнулся Владимир Погудин.
Молодой взводный Живов посмотрел на своих подчиненных: танкисты шутят перед атакой — значит, будут работать как надо.

2. Атака

Позавтракав, экипаж начал укладывать по местам амуницию. В это время к капониру прибежал ротный связной Попов: «Товарищ старший лейтенант, вас вызы-вает к себе командир роты!» Живов побежал к укрытию Юрченко. Там уже был и Петр Гончаров.
Ротный уточнил задачу: «Первый взвод Живова атакует левее опорного пункта Юртча, еще левее атакует взвод Гончарова. Я иду между взводами, в 100 метрах сзади. За Юртч в бой не ввязываться, старайтесь обойти его слева, выйти на опушку леса и перерезать дорогу Лившиц — Гайнау, дальше идти на Гайнау, имея локтевую связь между взводами. Радиосвязь непрерывно поддерживать со мной и с команди-ром полка, от пехоты не отрываться. Понятно? Вопросы есть? Нет? По местам!»
Взводные побежали к своим танкистам, на ходу крича: «По машинам!»
Только успели залезть в танки, как началась артподготовка. Включили шлемофоны на прием. Через треск услышали: «Орион-1, Орион-2, я — Орион, заводи!» Все командиры танков были на приеме и слышали команду ротного. Танки завелись разом.
Шла канонада, били орудия и минометы, «играли» «Катюши», над головами ле-тели штурмовики. Разговаривать можно было только по радио. По команде взводные вышли из капониров и повели своих подчиненных на исходную позицию. Рота стро-илась в боевой порядок.
При рекогносцировке командиры разных родов войск решили, что танкисты пой-дут в бой за 10 минут до окончания артподготовки. За это время они, по расчетам, успевали пройти сквозь боевые порядки своей пехоты и подойти к траншеям немцев так, чтобы у противника оставалось, по возможности, меньше времени для организа-ции противодействия после окончания советской артподготовки. Пехота должна была обозначить проходы для танков поднятыми на стволы автоматов касками, а затем — следовать за ними. Взводный Живов должен был везти на броне своего танка двух человек из полковой роты разведки — для наводки и целеуказания. Еще двух разведчиков вез на броне ротный.
...День был оттепельный, пасмурный. Снег с поля стаял, земля отмерзла (правда, неглубоко), превратившись в липкую кашу. Весь экипаж танка Живова прильнул к перископам, рассматривая поле будущего боя. По-видимому, то же самое было и в других танках.
Наконец, в наушниках танкошлемов услышали голос Бати: «Орионы, я Юпитер! Заводи! Вперед! Бей фашистских гадов!» Люки в танках закрылись на защелки, взре-вели моторы, машины пошли в атаку. Вот приближаются траншеи своей пехоты. Командир Живов переключился на внутреннюю связь, кричит: «Бутенко, видишь? Подняты две каски! Не промахнись!» Водитель отвечает: «Вижу! Понял!» Бутенко сбросил газ, танк ткнулся передними катками в противоположную стенку траншеи, клюнул носом, затем вздыбился на бруствер, перевалился, вышел на поле. В перископ видно, что пехота поднялась из траншей. Механик-водитель поддал газу. Над вражеским передним краем стеной поднимался дым — видимо, поработали «Катюши». Наконец артиллерия перенесла огонь вглубь позиций немцев. До окопов противника — метров 100. Как с советской, так и с немецкой стороны полетели ракеты наводчиков, обозначая цели для стрельбы. Немцы открыли огонь из дзотов и окопов. Начала работу вражеская артиллерия. Живов в ответ с ходу ударил из пушки и из пулемета. В перископ было видно, как во вражеском окопе заметались каски. Тут в пулемете кончился диск.
Живов: — Пулемет заряжай!
В это время заряжающий уже разобрался с пушкой и вставлял новый диск в пу-лемет. Чтобы не терять ни секунды, командир ударил по окопу из пушки. Снаряд лег прямо в траншею.
Шишкин: — А, гады, попались! Нашего сала захотели! Погудин: — Пулемет го-тов!
Командир ударил из пулемета, однако на этот раз не так удачно — танк качается на ходу, очередь легла с недолетом. Водитель Бутенко сбросил газ, давая возможность старшему лейтенанту прицелиться. Командир орудия комментировал стрельбу: «Давай-давай! Хорош! Еще!» Бутенко сделал короткую остановку, а затем повел танк через траншею. Стрелять нельзя, командир взялся за наблюдение.
Слева от него шли танки взвода Гончарова: ближний — лейтенанта Кирюхина, за ним — взводного, дальний — младшего лейтенанта Григорьева. Они так же вели огонь, а затем перевалили через траншею. Танки своих подчиненных, лейтенанта Огаркова и младшего лейтенанта Ефремова, Живов увидел позади себя, они притор-мозили перед насыпью дороги. Метрах в ста за танками бежала пехота.
Танк вышел на ровное место. Здесь — не зевай, вовсю приходится работать ме-ханизмами подъема — поворота. Перед взором перископа мелькают каски бегущих немцев. Командир непрерывно бьет из пулемета, ему вторит заряжающий из нижней стрелковой точки.
Вскочили в перелесок. Артиллеристы противника потеряли танк из виду, ведут уже не прицельный огонь, а по площади. Дальше одному идти опасно, могут подка-раулить фаустники. Живов скомандовал остановиться. По радио запросил подчинен-ных. Первым ответил лейтенант Огарков: «Веду бой, подошли к насыпи дороги, ожидаем пехоту!» За тем отозвался Ефремов. За леском, в котором остановился танк Живова, было поле, справа — лес, слева — укрепленный пункт немцев Лившиц. Туда бегут отступающие немцы из траншей.
Сзади подъехал танк капитана Юрченко и все три танка взвода Гончарова. С танка командира роты скатились разведчики. Ротный высунулся из люка, наблюдает в бинокль, затем командует по радио: «Живов! Видишь впереди дорогу, идет на Лив-шиц, а в конце деревни идет дорога на Гайнау? Справа — канава. Пойдешь вдоль канавы, выйдешь на противоположную окраину деревни, и отрежь путь отхода из Лившица. Стань в засаду, стреляй с коротких дистанций. Понял?» — «Понял!» Живов включил ТПУ (танковое переговорное устройство), уточнил, поняли ли задачу подчиненные, а затем: «Заводи! Вперед!» Танк качнулся, покатил по перелеску вдоль канавы. В одном месте канава разлилась, чтобы нечаянно не провалиться, пришлось обходить по открытому месту. Все внимание экипажа приковала к себе деревня Лившиц, башню заранее повернули на деревню. Вот опять бегут из окопов немцы.
Бутенко: — Погудин! Немцы! Огонь!
Заработал пулемет заряжающего.
У деревни — стог сена.
Шишкин: — Товарищ командир! За стогом пушка с прислугой, вправо 10, ди-станция 500!
Живов: — Вижу! Осколочным заряжай!
Командир установил нить прицела на 500 метров, стал подъемно-поворотным механизмом ловить цель на угольник. Выстрел с ходу. В перископе видно облако разрыва, которое закрыло цель. Значит — недолет. Дым отнесло ветром, тут же выстрелила пушка. Ее снаряд лег левее танка, по броне ударили осколки. Началась дуэль.
Шишкин: — Осколочный готово!
Живов: — Короткая!
Водитель остановил танк. Командир опять крутит рукоятки. Выстрел. Бутенко тут же дал полный ход. В прицел видно, что пушка опрокинута. Шишкин:
— Есть! Гитлер капут!
Стог горит. Немцы из орудийного расчета бегут к деревне. Танк идет мимо, при-ближаться к стогу нельзя, там может остаться фаустник. Командир издали бьет по немцам из пулемета. Внезапно пулемет замолчал.
Живов: — Пулемет заряжай!
Погудин: — Пулемет готов!
Живов: — Пулемет не работает! Смотри неисправность! Пушку осколочным за-ряжай!
Шишкин: — Влево 20, на чердаке пулемет!
С крыши одного из домов мерцает огонек, похожий на сварку, трассирующие пу-ли летят по наступающей советской пехоте.
Живов: — Вижу! Бутенко, короткая!
Выстрел!
С чердака полетели доски, вспышки огня прекратились. Бутенко сразу рванул передачу на полную скорость.
Между домами мелькнула машина с пушкой на прицепе. Живов: — Осколочным заряжай!
Ответа нет. Заклинило гильзу в пушке, заряжающий пытается открыть затвор. Немецкая машина с пушкой может уйти. Погудин ковыряет в казеннике экстракто-ром. Шишкин перелез к заряжающему, стал разбираться с пулеметом.
Шишкин: — Пулемет готов!
Живов стал искать просвет между домами, где должна появиться машина. «Бу-тенко, короткая!» Танк встал. Живов ударил из пулемета с упреждением и увидел в прицел, как автомобиль налетел на очередь. Из кузова попрыгал расчет. Еще одна очередь.
Шишкин: — Осколочный готово!
Живов: — Молодцы!
Командир ударил из пушки. Попадание!
Живов: — Хорошо! Вперед!
По радио запросил Юрченко и Гончарова. Они не ответили. Между тем танк, клюнув носом, рванул вперед. Оставаться на открытом месте опасно. Водитель сно-ва взял вправо, в лесок, затем развернулся лицом к деревне. Хорошо видна дорога Лившиц — Гайнау.
...И Юрченко, и Гончаров в это время, скорее всего, были уже мертвы. Капитан, когда отдавал свой последний приказ, рассчитывал, вероятно, на то, что с противоположной стороны к Лившицу подходят танки корпуса генерала Корчагина (они тоже в этот день вели бои по прорыву обороны противника с плацдарма). Значит, пушки немцев будут развернуты на правый фланг, и есть возможность внезапного удара четырех танков в тыл немецкой обороны. Для этого нужно только проскочить открытый участок примерно в 800 метров. Надо сказать, что капитан, судя по журналу боевых действий полка, уже использовал такой тактический прием около года назад, во время окончательного изгнания немцев из-под Ленинграда, и использовал с успехом.
Однако теперь, едва выйдя из леса, Юрченко и взвод Гончарова попали под огонь противотанковой батареи. Капитан доложил об этом командиру полка. Экипажу танка удалось подбить одно орудие, после чего все оставшиеся немецкие пушки перенесли огонь на танк ротного. Двумя последующими выстрелами танкисты уничтожили еще две пушки. Однако и сами получили попадание. Это случилось как раз посередине поля. Водитель Слепов и командир танка были ранены. Горящий танк пока двигался, Юрченко удалось подбить еще одну пушку.
Второе попадание немецкого снаряда заклинило башню. Теперь осталось одно — покинуть танк. Экипаж вместе с двумя разведчиками под прикрытием дыма от горящей машины бросился к единственному на этом поле укрытию — канаве. Немецкие артиллеристы перенесли огонь на танки Гончарова.
Некоторое время танкисты потратили на то, чтобы перевязать Юрченко и Слепо-ва, а затем обнаружили, что атакованы немецкой пехотой. Видя безвыходность по-ложения, капитан сам поднял своих подчиненных в атаку...
...Экипаж Живова немного отдышался. Немцы опять потеряли их танк из виду. Водитель заглушил мотор. Командир поднял люк. У всех внутри началось легкое головокружение от свежего воздуха.
Два полковых разведчика так и ехали на танке, прикрываясь башней. Старший лейтенант приказал им залечь метрах в 20 позади танка, прикрывая тыл, а сам стал осматривать местность. Экипаж в это время готовился продолжать бой. Живов ре-шил доложить о выполнении задачи. Однако Юрченко не отвечал. Вызвал Гончарова — тоже молчание. Связался с полковником Киселевым. Ответил радист. Взводный доложил свои координаты. Ответ: «Будьте на связи».
Через минуту на связь вышел комполка. «Тебя понял, стой на месте, береги сна-ряды, бей наверняка. Где Юрченко и Гончаров? Почему не отвечают?» — «Юрченко и Гончарова не вижу, связи с ними нет».
В это время Шишкин толкнул командира: «Товарищ старший лейтенант! Между домами проскочила машина!» Живов повернул башню. В прицел виден грузовик с прицепом, на котором миномет.
Живов: — Осколочным без колпачка заряжай! Погудин: — Готово!
Выстрел. Снаряд не долетел метров 50. Снова прицеливание. Живов: — Пушку заряжай! Погудин: — Готово!
Выстрел. Снаряд попал под прицеп. Машина остановилась. Сидевшие в ней немцы побежали в деревню. Живов ударил из пулемета.
Погудин: — Еще одному миномету и двум немцам капут!
Теперь надо уходить. Механик-водитель по приказу командира сдает назад и укрывается среди сосен. Разведчики при этом спешно залазят на танк, боясь, что о них забудут. В это время из деревни начинается обстрел того места, где танк стоял еще полминуты назад. Пехотинцы спрятались под днище. Немцы повели беглый огонь. Два или три снаряда упали вблизи танка. Экипаж успел засечь одну из стре-лявших пушек.
Обстрел закончился. Погудин открыл люк в днище, кричит разведчикам: «Це-лы?» Один из них, по фамилии Слуквин, отвечает: «Власов ранен в ногу, дайте бинт!» Погудин ныряет в десантный люк.
Рана у Власова небольшая. Осколок пробил сапог и ватные штаны, повредил мягкие ткани. Сильно идет кровь.
Решили затащить Власова внутрь танка. Командир пока взял с погона башни приготовленную еще вчера самокрутку, закурил, пуская дым в люк. Заряжающий, проталкивая раненного снизу внутрь танка, сам остался на улице и теперь через ко-мандирский люк полез на свое место.
Шишкин попросил товарища старшего лейтенанта докурить бычок. Живов от-дал — не жалко. Окурок был маленький, и командир орудия пошутил: «На, кум, до-кури, а то губы печет!» Все засмеялись. «Экипаж духом не падает»,— подумал моло-дой командир.
Потихоньку темнело. Стрельба несколько стихла, из сплошного грохота стали слышны отдельные выстрелы. Ни советской пехоты, ни танков не видно. Скорее все-го, немцы на этот раз смогли остановить порыв наступающих. Живов запросил по радио подчиненных Огаркова и Ефремова. Получил ответ: «Ведем огонь с места. Находимся в квадрате 125/827. Пехота залегла. Противник ведет фронтальный и фланговый огонь. Впереди лес и болото».
Затем командир взвода связался с полковником Киселевым. «Стою в засаде, до-рогу держу под прицелом, движения по дороге нет». В ответ комполка приказал сто-ять на месте.
В это время заряжающий доложил, что на дороге — легковая машина. Шишкин попросил: «Товарищ старший лейтенант, дайте, я ее!» Живов встал в командирскую башенку, Шишкин занял его место. К машине полетела очередь трассирующих пуль. Автомобиль опрокинулся «Молодец, Шишкин!»

3. Отступление

В это время по внешней связи слышно: «Орион-2, Орион-2! Как слышишь, Ори-он?» — «Я Орион-2, слышу вас!» — «Я Юпитер (Ковалев). Прибыть в квадрат 127/829. Обрати внимание на деревню. Наши предупреждены. Как понял? Прием!» — «Понял. Выполняю».
Судя по карте, комполка приказал вернуться на позицию, откуда началась атака. Поговорив с экипажем, Живов решил обойти разлив канавы по лесу, пока еще светло, а затем рвануть через поле. Погудин приготовил ракетницу с зеленой ра-кетой. Разведчик Слуквин спрятался за башней танка. Поехали.
Лужу при канаве обошли относительно спокойно. Вышли на край леска. Приго-товились: развернули башню на деревню, вставили диски в пулеметы, раскрыли за-твор пушки. На краю деревни увидели две «тридцатьчетверки» с опущенными ство-лами. Неужели это танки взвода Гончарова? А что с экипажами?
Край леска приходился примерно напротив середины деревни. Проехали не-сколько десятков метров — и взволнованный крик Шишкина: «Командир, пушку вправо, смотрите, выкатывают орудие!» Погудин без команды докладывает: «Оско-лочным готово!» Танк идет, цель прыгает, никак не поймать. Живов, чертыхаясь, крутит рукоятки наводки. Выстрел — мимо, снаряд попал в стоящий рядом сарай. Заряжающий тут же дослал второй. Выстрел!
Второй снаряд лег совсем рядом с пушкой. В прицел видно, как попадали артил-леристы из расчета. Однако танк уже засекли, по нему начали стрелять с трех направлений. Живов успел найти еще одну пушку. Один выстрел — мимо, недолет, второй выстрел — мимо...
В эту секунду послышался звук, похожий на сильный щелчок. Все заволокло ка-ким-то туманом, сознание уплыло. Командира приподняло, затем шлепнуло на ме-сто, ноги соскочили с педалей ножного спуска.
Когда Живов очнулся, танк медленно ехал вперед. В башне плавал густой дым. Посмотрел вниз — механик, пытаясь поддать газу, дергает по колено оторванной ногой. В это время очнулся Шишкин и сразу же полез вниз, стал стаскивать Бутенко с места. Внизу тесно (там еще и разведчик Власов, он сидит, будто окаменев). Шиш-кин кричит Власову: «Что смотришь, помоги!» Лицо разведчика посечено мелкими осколками и залито кровью, он не видит. Тогда вниз спустился заряжающий Погу-дин. Вдвоем с Шишкиным они перетаскивают раненого Бутенко в башню. Шишкин занял место водителя. В это мгновение Живов увидел, как немецкая пушка выстре-лила еще раз. Снаряд медленно пронесло над танком, он разорвался где-то в лесу.
Танк остановился. Живов смог поймать пушку в прицел. Выстрел! Снаряд лег рядом с целью. Все — про эту пушку можно забыть, хотя бы на время.
Но обстрел продолжается. Где-то еще есть орудия. Где? В одном месте между домами деревни — какие-то силуэты людей. Пушки не видно, но она, скорее всего, там. Живов доворачивает башню...
В это время Бутенко уже перетащили в боевое отделение, Шишкин сидит на его месте в луже крови, дергает рычаги переключения скоростей. Погудин вернулся на место, досылает в казенник новый снаряд. Живов всматривается в прицел.
Так и есть! На секунду командир видит в прицеле отблеск от орудийного ствола между домами. Значит, он прицелился правильно! Выстрел!
Воют шестерни коробки скоростей. Танк, клюнув носом, срывается с места. Шишкину все-таки удалось включить скорость! В том месте, куда послал снаряд командир — вспышка выстрела и сразу же — разрыв танкового снаряда. В следую-щий миг — удар по танку, волна тошноты. Немецкая пушка уничтожена, но и танк подбит еще раз. Внутри башни опять не продохнуть от дыма.
Теперь уже все, финал: немецкий снаряд пришелся на моторное отделение. По полу растекается лужа соляры. Сейчас начнется пожар. Однако Погудин еще раз заряжает пушку. Времени искать противника уже нет, Живов посылает снаряд в то же место, где была предыдущая цель, командует: «Из машины!» Командир выскочил через свой башенный люк, снаружи тащит через люк механика-водителя безногого Бутенко, которого из танка подталкивает Погудин. Бутенко, ранее не чувствовавший боли из-за шока, теперь беспрестанно матерится: ему очень больно. Из башни один за другим вылезли Шишкин и разведчик Власов. Весь экипаж контужен от попада-ний снарядов, людей качает, как пьяных. Власов к тому же дважды ранен. Из мотор-ного отделения валит густой дым.
Между тем опускаются сумерки.
Внезапно Живов увидел метнувшуюся к танку тень. Командир выпустил клеен-чатую куртку механика-водителя, которого все никак не могли вытащить из танка, схватился за кобуру. Однако эта тень оказывается разведчиком Слуквиным, который ехал на броне, живым и невредимым, про которого, признаться, уже и забыли. Слук-вин вовремя успел спрыгнуть с танкового корпуса и теперь подбежал помочь выта-щить Бутенко. Отвлекшись от кричащего от боли механика, Живов увидел, что по ним уже ведется огонь из пулеметов. На поле единственное укрытие — это та самая канава, которая так мешала танкистам днем. До нее метров 50. Вытащив-таки води-теля, дружно побежали прятаться, прикрываясь корпусом танка.
Бухнулись вниз. Время как будто снова ускорило свой бег. Раньше в одну секун-ду старший лейтенант Живов делал множество суетливых движений, теперь же все движения и его, и подчиненных стали плавными, какими-то сонными.
Между тем над головами висели светящиеся трассы от пуль. Нужно было ухо-дить. Крутой скат канавы опускался под воду, до дна, по виду, было около полутора метров. В том месте, где спрятались танкисты, берег нависал над водой, можно было сидеть, не замочившись. Но сзади и спереди от беглецов местность опускалась, а откосы канавы почти сливались с водой.
Командир приказал отползти метров на 25—30. Густые светящиеся трассы оста-лись позади. Погудин перетянул обрубок ноги Бутенко ремнем, сверху Шишкин об-мотал ноги водителя своей фуфайкой и еще раз закрутил ремнем.
Что теперь делать? Вроде бы, если идти дальше по канаве, то можно выйти к своим. А если нет?
Общее мнение экипажа и разведчиков высказал Шишкин: «Вы, товарищ старший лейтенант, идите впереди в разведку. Мы берем Бутенко и идем за вами. Прикрывают Слуквин и Власов».
Через много лет Алексей Федорович Живов вспоминал, что он совсем не был уверен в том, что впереди свои. Идти одному с пистолетом было откровенно страш-но. Но все бойцы поддержали Шишкина, тут уж нельзя показывать трусость. При-шлось, не подавая вида, идти вперед и прокладывать дорогу. Для самоуспокоения командир припоминал старые сентенции вроде «сам погибай, а товарища выручай».
Берега канавы понижались, прятались под водой. Хочешь — не хочешь, при-шлось купаться. Живову вспомнилась сцена из фильма «Чапаев»: Чапай плывет по реке, над его головой — пулеметные трассы.
Вот и он теперь, как Чапай, бултыхается под пулями. (В скобках надо сказать, что человеку, родившемуся на сорок лет позднее, скорее всего, припомнился бы дру-гой фильм. Мой ровесник, наверное, смачно сплюнул и грустно сказал бы хриплым голосом: «Как в Турции!») Из Лившица, не переставая, грохотали пулеметы.
Чапай Чапаем, но черт возьми, до чего же холодно! Не выдержав ледяной воды, командир выскакивает на берег, пробегает метров с двадцать, снова бухается в кана-ву. Алексею показалось, что так теплее. Он повторяет этот маневр еще и еще раз, затем ложится, смотрит назад: как там свои? На фоне мутного сумеречного неба чет-ко виды бегущие силуэты: подчиненные тоже замерзли и выскочили из канавы. Ко-мандир поднимается, снова несется по полю.
Внезапно светящиеся линии смещаются вперед, догоняют беглецов: немцы их увидели. Живову кажется, что он переступает через трассы хвостатых пуль. Скорей в канаву!
Ощупал себя — вроде цел. Восточная окраина деревни уже позади. Вперед!
Во время одной из перебежек увидел перед собой новые снопы трассеров. Упал, полежал, отдышался, осторожно поднял голову, осмотрелся, снял танкошлем, чтобы лучше слышать. Да все правильно: спереди тоже бьют пулеметы. Но бьют они по Лившицу!
Может, там свои? Сделал еще одну перебежку, упал, услышал: сзади взволно-ванно, чуть ли не хором орут подчиненные: «Наши! Наши! Вперед!»
Еще перебежка. Впереди взлетают две зеленые ракеты (еще до начала боя командиры условились: две красные ракеты — атака, две зеленые — наши).
Судя по ракетам, до своих метров триста. Больше половины этой дистанции Алексей пробежал единым духом.
Снова упал, прополз, отдышался, начал кричать, что есть мочи: «Кто вы? Отзо-витесь!» Снял танкошлем, услышал: «Свои, свои, давай сюда!»
Навстречу ползут двое, тоже кричат: «Свои, свои, не стреляй!» Когда подползли, первый сказал: «Мы за вами давно наблюдаем, прикрывали огнем, давали ракеты». Живов в ответ попросил помочь перенести раненого. Разошлись.
Через несколько минут старший лейтенант был уже на НП стрелкового батальо-на, рассказывал обстановку пехотным офицерам. От них, в свою очередь узнал, что из семи танков, что пошли в атаку, целыми остались только два — его, Живова, под-чиненных, Огаркова и Ефремова, тех, что отстали. Теперь они стоят в засаде напро-тив деревни Юртч.
Пехотинцы рассказали Живову, как найти полковника Киселева, он пошел на до-клад.
В командирском танке был только радист Юличев, он доложил, что полковник — на НП пехотного полка, увязывает взаимодействие частей для завтрашней атаки. Он уже знал, что полковой врач Кацман, которого все называли «Батенькой», уже сделал перевязку Бутенко, и что его немедленно переправляют на восточный берег Одера. Радист, как и все в полку, переживал за Юрченко и Гончарова. Последняя передача капитана была: «Веду бой с противотанковой батареей. Гончаров со мной, Живов ушел вперед, Григорьев прорвался на окраину деревни». После этого связь прекратилась.
Подошли Киселев, замначштаба по разведке Фортальнов, офицеры штаба: «Смо¬трите, Живов живой! Живов здесь!» первый вопрос командира — где Юрченко? Ну, а дальше — все по порядку: сколько у немцев было пушек, нет ли минных полей, как лучше перевалить через злополучную канаву...
В это время по лесу через расположение полка группами и поодиночке бегом и шагом к передовым позициям все подходили и подходили пехотные подкрепления, неподалеку разворачивались, распрягали лошадей артиллеристы. Утром явно готовилась новая атака.
Киселев отправил Живова к ремонтникам лейтенанта Волошина. Там, прямо в будке укрытой и замаскированной машины, уже разожгли буржуйку — обсушить старшего лейтенанта.
От старшины принесли Живову остатки обеда. Под непрекращающийся грохот орудийной канонады, под разговоры о том, что могло случиться с ротным Юрченко, старлей Живов уснул в углу ремонтной летучки среди папиросного дыма и печного чада, завернувшись в чью-то промасленную фуфайку.

4. Новая атака

Проснулся он оттого, что привычный шум перестрелки перекрыл грохот артпод-готовки. Машина ехала, раскачиваясь, потом останавливалась, снова трогалась, шла вперед, опять стояла. В полутьме Алексей оделся. Летучка остановилась на улице деревни. Живов выскочил из будки.
Это был Лившиц, который они вчера безрезультатно штурмовали. По улице в со-провождении зампотеха Седуна и механика Шлюпикова к машине шли два совер-шенно черных человека в прогоревших клеенчатых одеждах. Один «негр» вдруг за-кричал «Живов!» и полез со слезами обниматься: «Не думал, что мы встретимся, ждал, что нас фрицы прикончат!» Это был Котлов, командир орудия из танка капи-тана Юрченко. Второй оказался радистом Долгих.
Как это принято, после отхода немцев началось прочесывание деревни — не оставили ли «гансы» каких сюрпризов. Седун руководил этими работами. В центре деревни, в подвале кирпичного двухэтажного дома саперы обнаружили командный пункт немцев. Сюда вели ходы сообщения со стрелковыми ячейками. Рядом с домом стоял сарай, закрытый на висячий замок. Седун позвал известного своей силой Шлюпикова, вдвоем они выдернули пробой, открыли дверь, увидели двух человек, сидевших в темноте на соломе.
«Товарищ зампотех Седун! Не стреляйте! Я Котлов! Долгих, наши!» Седун и Шлюпиков развязали сидельцев, те плакали: «Мы думали, нас пришли расстрели-вать!»
Обоих танкистов отправили в санчасть к доктору Кацману.
Седун, Живов и Шишкин пошли искать тех, кто участвовал во вчерашней атаке.
На поле перед деревней стояли подбитые и обгоревшие танки: командира ро-ты — подальше от домов, командира взвода — поближе. Недалеко от танка ротного нашли тела Юрченко, его механика-водителя Слепова, заряжающего и двух развед-чиков.
Экипаж второго танка после того, как их подбили, пытался отползти от деревни по неглубокой колее гусениц своей машины. Однако они, скорее всего, были хорошо видны с чердаков, и их всех расстреляли. Так их, лежащих в колеях, и нашли: в од-ной — командир Гончаров и командир орудия, в другой — механик-водитель и за-ряжающий.
Танки лейтенантов Григорьева и Кирюхина прорвались в деревню, их уже там подбили фаустники. Экипажи, по-видимому, погибли сразу: никто даже не открыл люков, их теперь пришлось вскрывать ключами.
Солдаты из ремонтного взвода выкопали могилу в центре деревни, сколотили из досок пирамидку с жестяной звездой. Зампотех на трофейном бронетранспортере привез с поля погибших. Притащили железную оградку с немецкого кладбища. По-хоронили товарищей честь по чести, с салютом и речами. Поклялись трижды ото-мстить за убитых.
А потом полк построился и двинулся на очередное доукомплектование. Живов вспоминал по дороге, как он и старлей Гончаров всего год назад пообещали двум серьезным девушкам из городка Сольцы в Новгородской области обязательно за-ехать к ним после войны. Петр Гончаров уже не выполнит обещанного. А Живов? Кто же знает...

4. А что было дальше?

Алексей Федорович Живов стал командиром роты, воевал до последнего дня, дошел до Праги, уволен из рядов Вооруженных сил СССР в 1960 году по известному решению Хрущева, долго жил в городе Осиповичи Могилевской области, работал начальником штаба по гражданской обороне.
Механик-водитель Бутенко умер по дороге в госпиталь. В одном из последую-щих боев погиб разведчик Власов. Капитану Николаю Юрченко и старшему лейте-нанту Петру Гончарову было посмертно присвоено звание Героев Советского Сою-за.
Полковник Петр Киселев так же, как и Живов, служил в армии до 1960 года, за-тем жил в городе Ленинграде, работал там учителем труда в школе, до самой своей смерти в 1989 году возглавлял организацию ветеранов 124-го танкового полка. После него организацию возглавлял бывший лейтенант Огарков.