К 70-ЛЕТИЮ ПОБЕДЫ СССР НАД ГЕРМАНИЕЙ, ЕЕ СОЮЗНИКАМИ И САТЕЛЛИТАМИ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ. Роза Нарышкина (г. Алексин)

Посвящается бывшей узнице немецких концлагерей Валентине Бергнер

Враг пришел на родную землю, попирая ее силой оружия. Город Ржев оккупиро-вали фашисты, ставшие жестокими хозяевами. Многие погибли, немало было от-правлено в Германию, в том числе детей и подростков.
Кате исполнилось 12 лет, когда началась эта страшная война с фашистской Гер-манией. Отец с братом ушли на фронт, а она с мамой остались без всякой поддержки. Вскоре они попали в плен к немцам и были отправлены в грязном, вонючем товарня-ке в город Дорогобуж, где фашисты создали концентрационный лагерь. Поезд шел долго, почти не останавливаясь. Катя, прижавшись к матери, вспоминала, как славно они жили до войны, какая дружная и талантливая была ее семья: мама прекрасно пела, брат Алеша хорошо играл на баяне, писал стихи, мечтал стать летчиком (он им и стал, окончив в начале войны летное училище). Маленькая Катя тоже имела хороший голос и вместе с мамой и братом пела лирические песни, звучавшие часто по радио. В одночасье все рухнуло.
В грязном вагоне было тесно и душно, еще и холодно: через щели вагона дул хо-лодный промозглый ветер. Очень хотелось есть; все, что успели взять с собой, съели. Немцы давали жидкую, сваренную на воде кашу один раз в день. Наконец, прибыли в Дорогобуж, где всех распределили по баракам. Здесь предстояло жить и работать на немцев. Трудно описать барак, его надо было видеть, чтобы понять всю безысход-ность тех, кто попал сюда. Дети работали наравне со взрослыми, понимая всю тя-жесть положения.
Война затянулась. Не было сил уже, но где-то в уголке сердца теплилась надеж-да, что весь этот ужас кончится и Родина будет свободна от злой нечести, несущей голод и смерть. Утро начиналось с окриков немецких солдат, выгонявших пленников на работу. Катя держалась около материнского плеча, Анастасия говорила тихо дочке:
— Держись, доченька! Папе и брату разве легче на фрнте?
— Мамочка, я постараюсь не плакать. Только руки болят.
— Это от тяжести и от холода. Потерпи, родная. Вечером я тебя полечу.
— Хорошо, мамочка. Я буду терпеть,— отвечала Катя.
А между тем работа подрывала силы и здоровье людей, некоторые, не выдержав трудностей, падали. Тогда немцы поднимали крик, а то и стреляли. Одежда у Кати потрепалась, кто-то дал ей большую теплую кофту, которая висела на девочке, как на вешалке. Весенняя оттепель несла холод. Туфельки на ногах развалились, оставались только валенки с галошами — на них была надежда. В бараке было сыро и холодно, ко всему донимали мыши и насекомые, особенно вши, переносчики всякой заразы. Много людей умирало от болезней, голода и перенапряжения нервов. Выживали немногие сильные. Началась эпидемия тифа, которая свалила и Катю. Ее изолировали от тех, кто работал. Пока девочка лежала больная, с высокой температурой, в бреду, фашисты отправили мать в другой лагерь. Так мать и дочь были безжалостно разлучены. Когда Катя стала поправляться, она обнаружила, что у нее украли галоши, Валенки без галош промокали в сырую весеннюю погоду, набухали и в конце концов развалились. Так что на поверку по утрам Катя выходила босиком. Вспоминая маму, ее заботу, она втихомолку плакала, пряча ото всех свои слезы. Девочка взрослела, вскоре в числе других она была отправлена в Слуцк. Здесь условия для жизни и работы были ничуть не лучше.
Война продолжалась. Впереди Польша, чужая речь. На третий день прибытия в лагерь Катя с подружкой, с которой сблизилась еще в Слуцке, решились бежать. Им повезло уйти от преследователей. Девочки решили разделиться: Света пошла в один дом, Катя постучалась в другой. Хотелось есть так, что сводило живот. Каждая из них просила милостыню. Кате открыла дверь хозяйка пани Липперт, которая, увидев бледную, худую, полураздетую девочку, без обуви, пожалела несчастную.
— Откуда ты, дитя? — спросила женщина.
— Оттуда я ушла, — сказала Катя, махнув рукой в сторону лагеря.
— Ты сбежала?
— Да. Помогите. Оставьте у себя, я буду делать все, что скажете,— глаза
Катя молили о помощи, слезы текли по щекам.
— Хорошо. Проходи. Ты мне расскажешь все про себя. Садись, я тебя для начала покормлю.
Так Катя стала жить у бабти (так в Польше называли бабушек) Липперт, которая умела говорить, хоть и плохо, на русском языке, поэтому и хозяйке, и гостье было не трудно понимать друг друга. Катя делала по дому все, что могла: мыла полы, работала на кухне, убирала двор, носила хворост из леса, который находился неподалеку от домиков. Соседи давно приметили маленькую девочку, носившую охапки хвороста. Кате хотелось бы взять побольше, да в ее руках умещалось мало. Она ходила босиком, спотыкаясь о кочки, о камни, и хворост порой вываливался из слабых рук. Со слезами на глазах она работала наперекор усталости, никогда не жалуясь. Пани Липперт была по характеру доброй женщиной, но иногда в запальчивости кричала на девочку:
— Какая ты ленивая! Спишь на ходу!
— Не ругайтесь, бабтя! Я постараюсь...
— Вот-вот, старайся! Ну ладно не плачь,— жалела она Катю и в знак примире-ния угощала чем-нибудь.
Самое трудное было — ходить за водой к колодцу. Надо было опустить ведро в колодец, зачерпнуть воду, а потом крутить ручку, чтобы поднять полное ведро наверх, и если оно вырывалось из рук и летело вниз, приходилось крутить тугую ручку снова и тащить ведро. А сил мало, а ведро огромное, а руки слабые. И пока несла это большое ведро, вода расплескивалась, обливая подол платья и босые ноги. До дому доносила неполное ведро. Бабтя сердилась и посылала к колодцу снова. Соседи, наблюдавшие за этой картиной, жалели Катю, называя ее маленькой Козеттой. Видимо, рядом жили образованные люди, читавшие французскую классику. Да, девочка из Советского Союза напоминала им героиню романа Гюго «Отверженные»
Катя встретилась с мамой, с братом и отцом позже, когда пришла долгожданная победа. Но об этом рассказ пойдет в следующий раз. Это будет продолжением се-мейной истории.