Олег ЗАЙЦЕВ. «Я полночи любуюсь полотном...»
Родился в 1968 году. Закончил факультет журналистики Белорусского государственного университета и полугодичные литературные курсы при том же факультете. Председатель Белорусского литературного союза «Полоцкая ветвь». Главный редактор газеты «Слово писателя». Автор четырех книг поэзии, книги литературной критики и литературоведения «Авторский знак», участник более тридцати коллективных сборников, антологий, альманахов. Лауреат международных литературных премий имени Молодой Гвардии, имени Симеона Полоцкого, имени Михаила Матусовского, Н. С. Лескова «Левша» (журнала «Приокские зори»), фестиваля «Славянские традиции». Специальным решением Президиума Международной Федерации русскоязычных писателей награжден орденом «Культурное наследие» (2016). Действительный член Крымской литературной академии.
* * *
Я полночи любуюсь полотном,
Разбрызганные звезды, будто кляксы,
Вселенную поставили вверх дном
И силуэты «вымазали ваксой».
Плывет, как недоеденный сырок,
И задевает тучи месяц старый...
Не помню кто, но помню что изрек:
Мол, загремим однажды под фанфары.
Мне не хватает меди в кулаке,
Чтоб и сыграть, и заплатить за чистку —
Лицом торговки в утреннем ларьке
Мелькает жизнь, бросая мелочь в миску.
И я сгребаю сдачу из окна,
Протянутую мне далеким миром.
И вновь осиротевшая луна
Поманит молча вверх, к астральным мирам.
Я запрокину голову, и вдруг
Мне подмигнет созвездье Скорпиона,
Чтоб дать понять: у каждого есть друг,
Что бдит с тобой, а не зевает сонно.
Связала нас космическая даль,
В уме моем твой образ изваяла,
И я, запомнив каждую деталь,
Ныряю с головой под одеяло.
* * *
Смог бы краю изменить родному? —
Сам себе я вторю невпопад:
Здесь и солнце светит по-иному,
По-иному листья шелестят.
Здесь за убегающей тропинкой
Вдаль меня манящею легко,
Небо озаряет яркой льдинкой,
Словно машет-машет мне рукой.
Здесь в глаза бездонные озера
Молча и доверчиво глядят,
Ночь осенняя крадется слишком скоро,
Затеняя выверенность дат.
И неуловимый запах дыма
От зажженных где-то вдруг костров...
Ты мила мне, Родина, любима,
За тебя я жизнь отдать готов.
* * *
Если негодяи — в патриотах,
Значит, близко всем нам до сумы,
Ведь у них всегда одна забота:
Правильно ли дышим с вами мы?
Нагло прикрываясь синеокой
И торгуя ею, как цыган,
Все распродадут, потом хоть охай,
Ахай хоть, растаскан чистоган.
Распирает зоб от возмущенья,
Печень разъедает желчи яд,
А душа алкает лишь отмщенья,
Тело прямиком толкая в ад.
Я, служа в Туркмении, взаправду
В снах мечтал о милой стороне,
Видя право здесь, а не браваду
Лжи, что не привидится во сне.
Не хвататься за котомку чтобы,
Стен тюремных сор не собирать,
Бдите, земляки, глядите в оба
И готовьте непокорных рать.
* * *
У судьбы моей дни-виражи
Колесницей, с подскоком, несутся,
Только правду мне наворожи,
Чтоб, ожегшись, не дул я на блюдца.
Чтобы воду, как загнанный конь,
Не хлестал и, не чувствуя брода,
Не стремился ослабить супонь
С тридцать третьего ли оборота.
Норовя напроказить опять,
Ржал, чужие сжимая коленки,
Но хотелось ли искренне спать
Или просто трепаться на сленге,
Не уверен, а значит не прав
И не лев, но сжимая удила,
Увозил королеву, собрав
Все улики, что жизнь наследила.
Мчусь вперед, мир сминая вокруг,
Куролешу, и снова не спится
Мне, вознице, боюсь, чтобы вдруг
Не рассталась со мной колесница.
* * *
Колоний в достатке: снуем между делом
И тащим на дачу, и пыжимся — в дом,
И молимся не о душе, но над телом,
А старость нагрянет — пришествия ждем.
Вчерашнему времени рады, как сказке,
Салат оливье заменяет уют,
И принципы снова меняем на маски,
Боясь, что за правду и вправду убьют.
Как пчелы, все в соты таскаем пожитки,
Этаж на шестой или может седьмой,
Оправдываясь: убеждения жидки,
А Бог промолчит, он, похоже, немой.
И он промолчит, только годы судачат,
События выпадут, но невпопад:
Жилье обокрали, обуглилась дача,
Разбито авто, а в висках — снегопад.
Когда же причалит ладья, и Харона
Послышится возглас, охватит хандра,
Что вновь не успел дотянуться до трона
И перекреститься не вспомнил вчера.
* * *
Вперед, за скомканной бумажкой,
Искать и рифму, и размер.
Не уличайте в доли тяжкой
Поэта, он — миллионер.
Его замашки не подвластны
Ни патриарху, ни царю,
Ведь мир всегда настолько разный,
Что не подгонишь к алтарю.
И к трону тоже не приладить,
Лишь рифме поддается он:
А строфы, будто на параде,
Весь глобус кажут из окон.
Дерзая мыслью по бумаге,
Переворачивая лист,
К поэзии, как будто к фляге,
Приник поэт: к трубе — горнист.
Звучит проникновенно, тонко,
Призывно каждая строка,
Как глас рожденного ребенка,
Как хрип предсмертный старика.
Но сложно изменить натуру,
И автор, стих вкусив, как мед,
Вдруг миллионную купюру
Опять в своих строках найдет.
* * *
Мне что-то шепчет ветер по утрам,
И колыбельной на закате шорох,
Что в шуме этом: эхо чьих-то драм
Или людских надежд нещадный морок?
Маячат, словно ветка впереди,
Стучат по крыше — раненая птица, —
И сердце разрывается в груди,
И разум не желает подчиниться.
Но вслушиваясь в стрекоты цикад,
Но вглядываясь в меркнущие блики,
Я уношусь мгновенно вдаль за МКАД,
Я покидаю город многоликий.
Блуждаю мыслью там, где воспарил
Эфир, где он опять рождает звуки,
Где мне как будто кто-то пару крыл
Приделал, где созвездия упруги.
Пружинят эхом призрачную мглу,
Рождая сонм шумов и междометий,
Фантазии мои опять в углу
Забились, словно чьи-то птицы в клети.
* * *
К 25-ЛЕТИЮ ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ КАТАСТРОФЫ
Не знали мы, что призрачною смерть
Бывает, убивая безвозвратно,
И всасывает земли круговерть,
Что радиации покрыли «пятна».
От рака щитовидной железы,
От всех других, с ней связанных болезней,
Десятки тысяч умерли. Грозы
Не пережив той ранней, страшной, бесьей.
Что измеряют зиверт, грэй и рад
Наш белорус прочувствовал всем телом,
Но этому не оказался рад
Чернобылец, что в ад бросался смело.
Десятки, даже сотни Херосим
Рванули рядом с городишком Припять,
И до сих пор огонь неугасим,
И чашу горя до сих пор не выпить...
Преследовали стронций, цезий, йод,
Безмолвно, методично убивая,
И слезы не одна семья прольет,
Узнав, что есть в тылу передовая.
Лес омертвел, река, земля и луг,
Страдают люди, звери, рыбы, птицы,
Хочу я крикнуть, что есть мочи, вслух:
«Чернобыль пусть вовек не повторится!».
* * *
Отмеряв жизни тоненький лоскут,
Примерив все победы, неудачи,
Всевышнему я бытие свое на суд
Представлю. Только небо не заплачет.
А громко зарыдает в три ручья,
И, тучами гонимый, как скитальцы,
Вновь всматриваться буду: доля чья
Намотана на роковые пяльцы?
Все прошлое суконным полотном
Накроет с головой, и будет сниться,
Что где-то позабыл в краю родном
Мечты, что променял на чьи-то лица.
Мелькают взгляды, вереницы глаз,
Рождая монологи и тирады,
Но меркнет свет, закат уже погас,
И небеса приблудному не рады.
Трещит по швам и разрывает ткань
Судеб людских, как вызревшие почки,
Ты, небо, сильно грешного не рань,
Заплатой станут пусть мои отсрочки.
* * *
Прервав завесу ранних снов,
Ворвался и узнал причину:
Ты осквернила наш альков,
Чужого приведя мужчину.
Металась птицей по углам
Ты и заламывала пальцы,
Но ревность с болью пополам
Во мне бродили, как скитальцы.
Свои кусала губы в кровь,
И нервно дергалась ресница,
Казалось, мне не прекословь —
И заново бы смог влюбиться.
Суровый, дерзкий диалог
Накрыл обоих, как цунами:
Ужели был тебе я плох,
Померкли чувства между нами?
Ужели ты в своей душе
Мне больше не отыщешь места?..
Он был с тобою неглиже,
А ты была моя невеста.
«Не верю, нет, не лги, да ну!
Кто изменил мне хоть однажды...».
В твоих слезах топлюсь, тону,
Хоть туш сыграй, и тушь размажь ты.
* * *
Сжимается время шагреневой кожей,
И тонет в пространстве небес календарь.
Дела и поступки сжимаются тоже,
И то, что сегодня, не то же, что встарь.
Хули циферблат и откручивай стрелки,
Но дважды в тот самый поток не войти.
Мечты обмельчали, и мысли так мелки,
Что с ними — осознанно не по пути.
Бегущее время следы заметает,
Как в поле пороша, морочит мой взор.
Но жизни глотков все равно не хватает,
Чтоб ровным судьбы получился узор.
А кожа одна, и сроднились к тому же:
Куда подеваться от этих времен —
Спираль бытия ужимая потуже,
Постигнуть спешу то, в чем был неумен.
«В уме ли? в уме ли?» — звучит беспрестанно,
Как звук камертона, как эхо струны...
Жизнь проковыляет, прошествует странно
И выйдет, по-тихому, с той стороны.
* * *
Скуп, не скуп, а отдал я немало
Не себе — другим.
И ладонь купюр не зажимала
Скрягой городским.
И когда выпытывали други:
В чем твой интерес?
Только молча разводил я руки
«Нету!» — наотрез.
И пока завистники шептали,
Мол, не просто так,
Я дарил подарки и медали,
Деньги, как пустяк.
Помогал тому печатным словом,
Кто талант имел.
Нес, как мог, не злобу и не зло вам,—
Зерна без плевел.
Раздавая душу по крупицам,
Сердце по частям,
Часто сам не успевал напиться,
Отдых дать костям.
«От добра...»,— я слышал не однажды,
Впрочем, и не жду.
Перед Богом сам ответит каждый,
Кто плодит вражду.